Уж больно знакомая картина.
— Я сам больше года жил на свалке самолётов, — напоминает он Леву. — Любой может оказаться в заднице.
— Ты жил на кладбище, а не на свалке, — поправляет Лев.
— Да какая разница!
— Кладбище — это благородная кончина. А здесь... просто помойка для железяк.
Коннор опускает глаза и пинает ржавую консервную банку.
— В нашей кончине на Кладбище не было ничего благородного.
— Может, хватит? — говорит Лев. — Сколько можно себя жалеть? Надоело.
Но жалость к себе тут ни при чём, и Лев наверняка прекрасно отдаёт себе в этом отчёт. Коннор скорбит по утраченным детям. Из семисот его подопечных более трёх десятков погибли, а около четырёхсот отправились в лагеря на расплетение. Возможно, такую беду никому не было бы под силу предотвратить; но так вышло, что она стряслась во время службы Коннора, и теперь именно ему нести бремя вины за случившееся.
Коннор всматривается в Лева долгим взглядом. Тот, судя по виду, поглощён разглядыванием какого-то «кадиллака», лишённого колёс, капота и крыши. Машина до того заросла сорняками, что можно подумать, будто это какой-то авангардистский вазон.
— Знаешь, а это даже красиво, — произносит Лев. — Похоже на затонувший корабль, который постепенно становится частью кораллового рифа...
— И чего ты такой весь из себя жизнерадостный?
Лев отбрасывает со лба чересчур длинную белокурую чёлку и одаривает товарища нарочито бодрой улыбкой.
— А того, что мы с тобой живы и на свободе, — говорит он. — А может, оттого, что я собственноручно и без посторонней помощи спас твою задницу от орган-пирата.
Теперь и Коннор не может не подколоть:
— Может, хватит? Сколько можно любоваться собой? Надоело.
Коннор понимает: он не вправе укорять Лева за приподнятое настроение. Ещё бы, его друг выполнил свою миссию с блеском: смело кинулся в гущу боя и не только вышел оттуда невредимый, но и спас Коннора от Нельсона — бывшего юнокопа, поклявшегося отомстить Беглецу из Акрона и продать его на чёрном рынке.
— После того, что ты сделал, — уведомляет Коннор Лева, — Нельсон захочет поиметь твою голову, насаженную на кол.
— И все прочие части тоже, я так думаю. Но сначала пусть попробует меня найти!
Только сейчас оптимизм Лева начинает передаваться Коннору. Да, положеньице у них не из приятных, но могло быть и хуже. «Живые и свободные» — это ой как много значит; а кроме того, у них есть цель, есть место назначения. Там они найдут решающие ответы на свои вопросы. Осознание всех этих преимуществ добавляет друзьям надежды.
Коннор расправляет плечи, и потревоженная этим движением рана напоминает, что о ней необходимо позаботиться, причём как можно скорей. Вот угораздило же вдобавок ко всему! Если они сунутся в какую-нибудь клинику, им тут же начнут задавать неприятные вопросы. Лишь бы Коннору удалось сохранить рану в чистоте, пока они не доберутся до Огайо, а там Соня, он уверен, окажет всю возможную помощь. |