Она готовила у заляпанной плиты на высоких ножках, овощи промывала в пожелтевшей раковине, задрапированной от края до полу ситцем; тарелки расставляла на столе, изрезанном инициалами чужой семьи.

— А теперь, дети, — сказала она, — каждый возьмет себе вилку и ложку…

— Ты дала Джейкобу больше горошка, чем мне.

— Она дала тебе столько же.

— Нет, не столько.

— Нет, столько.

— Нет, не столько.

— На, возьми, я его вовсе даже и не люблю.

— Где же Слевин? — спросила Дженни.

— А кому он нужен, этот старый ворчун Слевин?

Зазвонил телефон. Вошел Джо с малышкой на руках.

— Это твой телефонный секретарь, — сказал он. — Они хотят знать…

— Сегодня не моя очередь. Сегодня ночью дежурит Дэн. Почему это они звонят мне?

— Я тоже так думал, но они говорят…

Джо неторопливо вышел из комнаты, а минуту спустя вернулся и сел за стол с малышкой на коленях.

— Вот ее мясо, — мимоходом сказала Дженни, — ее ложечка лежит…

Она вышла из кухни, поднялась на второй этаж и, запрокинув голову, крикнула:

— Слевин!

Ответа не последовало.

Задыхаясь, Дженни быстро поднялась на третий этаж. Мама права, я совсем не в форме, подумала она. Мама все время твердит: «Ты совсем перестала следить за собой, Дженни. Преступление — с твоей внешностью так относиться к себе». В самом деле, вид у нее изможденный, усталый, кожа на лице нездорового желтоватого оттенка, брови разрослись, широкие смешливые губы стали сухими и коричневыми, она перестала их красить. А волосы! «Куда девались твои прекрасные волосы?» — причитала мать. А когда они были прекрасными — так, густая копна с пробивающейся сединой и выстриженной челкой. «Ты же была такая красивая», — говорила Перл, а Дженни смеялась. Ну и что хорошего это ей дало? Она с удовольствием думала, что изводит свою красоту, так сказать, расходует ее. От этой мысли она получала удовлетворение, как хозяйка, старательно опорожняющая банку с продуктом, который пришелся ей не по вкусу, — она никогда больше его не купит, но выбросить остатки рука не поднимается.

С трудом переводя дух, Дженни добралась до третьего этажа, отведенного старшим детям. Здесь, на чужой территории, воздух был спертый, как на старом чердаке.

— Слевин! — окликнула она и постучала в его комнату. — Иди ужинать, Слевин!

Она приоткрыла дверь, заглянула внутрь. Слевин лежал на неубранной кровати, прикрыв локтем глаза. Между поясом джинсов и краем майки виднелся рыхлый живот. Слевин был в наушниках, потому и не слышал ее. Она подошла и сняла с него наушники. Тихо зазвучала песенка «Мы с Бобби Макги» в исполнении Джанис Джоплин. Слевин заморгал, будто только что проснулся, и с удивлением посмотрел на нее.

— Ужинать пора, — сказала она.

— Я не хочу есть.

— Как «не хочу»? Это что за разговоры?

— Честно, Дженни, неохота вставать.

Но она уже стащила его с кровати и теперь ставила на ноги. Крупный мальчишка, почти с нее ростом и много тяжелее, но кожа до сих пор нежная, гладкая, точно у младенца. Упершись ладонями Слевину в поясницу, она подтолкнула его к двери.