— Я бы тоже не хотел, чтобы моя мама уезжала на мой день рождения, — сказал Люк.

— Нет, нет, ты не понял главного. Она просто не могла расстаться со своим любимчиком Эзрой. Меня или сестру она бы оставила не задумываясь.

— Откуда ты знаешь? — спросил Люк. — Ты когда-нибудь пробовал дарить ей билет в свой день рождения? Я уверен, она сказала бы то же самое.

— Мой день рождения — в феврале, — сказал Коди. — Никаких праздников, чтобы делать подарки в феврале, нет. Сам не знаю, зачем я веду с тобой эти разговоры? Ты единственный ребенок в семье. Вот в чем твоя беда. Ты понятия не имеешь о том, что я пытаюсь тебе объяснить. — Коди перевернул подушку и со вздохом откинулся на нее.

Люк вышел во двор и стал кидать бейсбольный мяч в стенку гаража. Мяч с глухим стуком ударялся о стенку и, сверкнув на солнце, отлетал от нее. Раньше с ним играла мать — учила его отбивать мяч битой и подавать сверху. Она была хорошей спортсменкой. Порой в ней проглядывала та худенькая, быстрая девчонка-сорванец, какой она, видимо, была когда-то. Но игру с матерью он всегда воспринимал лишь как зубрежку перед экзаменом, как подготовку к настоящей игре — с отцом. В конце недели, приезжая домой, Коди подавал сыну мяч и, если тот битой запускал его через забор, говорил: «Недурно, совсем недурно». В такие минуты у Люка и походка делалась более уверенной, и плечи распрямлялись. Ему казалось, он становится похожим на отца. После такой разминки он неторопливо, с независимым видом направлялся в дом и, проходя во дворе мимо машины Коди, спрашивал: «Ну как, она еще не жрет бензин впустую?» Открыв холодильник, он пил прямо из кувшина чай со льдом, хотя мать терпеть этого не могла. Пришла пора оторваться от матери. Все эти годы он ходил за Рут по пятам, целиком подчиняясь ей, тащил за собой игрушечный веник, если у матери в руках был настоящий, или, облокотившись о ее туалетный столик, восторженно наблюдал, как мать пудрит свой веснушчатый нос. Монотонность женской жизни. Его это больше не интересует. Ему осточертели все эти мелочи: отмерять мыльные хлопья для стиральной машины, ожидать слесаря… Давно пора занять место рядом с отцом. Но отец лежал на спине в спальне и безостановочно ругался:

— Что с этим проклятым телевизором? Зачем было покупать «Сони», если его некому чинить?

— Сегодня же я найду мастера, — непривычно мягко сказала Рут.

Теперь она все время носила платья, ведь Коди сказал, что ему надоели ее бесконечные брючные костюмы. И действительно, она выглядела не столь модной, как большинство женщин, хотя Люк не был уверен, что дело тут в брючных костюмах. Даже когда она перешла на платья, что-то было не так. Они были ей или слишком велики, или слишком топорщились, или слишком блестели и видом своим напоминали не столько одежду, сколько панцирь, думал Люк.

— Ну, а так лучше? — с надеждой спросила она мужа, стоя на пороге в своих дешевеньких мокасинах, потому что, как она утверждала, в округе Гаррет ее не приучили ходить на каблуках. К этому времени настроение Коди улучшилось, и он сказал:

— Конечно, милая, просто замечательно.

Коди не всегда был раздражителен. Его раздражало перенапряжение, длительная неподвижность, неотвязное чувство стесненности и неудобства. И все же он обуздывал себя. Но не проходило и двух часов, как:

— Рут, можешь ты объяснить мне, почему я должен жить в доме, похожем на бонбоньерку? Неужели обязательно было арендовать дом, где кругом золото и завитушки? По-твоему, это шикарно?

Коди работал в одиночку, такое уж у него было занятие. Закончив модернизацию производственного процесса на заводе, пригласившем его в качестве эксперта, он отправлялся в другое место. Его компаньон Слоун жил в Нью-Йорке и по заказам Коди делал специальные приспособления: сортировочные стеллажи, упаковочные механизмы, универсальные инструменты, выполняющие сразу несколько операций.