— Тогда… может быть… — начал он.

— Успокойся, я отвезу тебя в Балтимор.

— Правда?

— Все лучше, чем мотаться по окружной.

— Вот спасибо, — обрадовался он.

— До чего дожили. Младенцы шляются без присмотру.

— Я не младенец.

— Ты что, газет не читаешь? Сексуальные маньяки! Грабежи! Убийства! Черт знает что.

— Подумаешь! Я путешествую самостоятельно уже давным-давно. Много лет. Чуть ли не с самого рождения.

— А вдруг я потребую за тебя выкуп?

От неожиданности Люк громко рассмеялся. Она посмотрела на него и грустно улыбнулась. Было что-то успокаивающее в ее толстом уютном животе, в джинсовой юбке, которая задиралась на полных ногах, в серых от пыли теннисных туфлях. Время от времени она вытирала костяшками пальцев кончик носа. Люк заметил на ее руке обручальное кольцо; и носила она его, видимо, долгие годы, так как оно словно бы вросло в палец.

— Без малого месяц назад, — сказала она, — милях в двух-трех отсюда парень подсадил девушку, а та ручным фонариком размозжила ему череп, спихнула труп под откос и укатила на его спортивной машине.

— Выходит, это вы идете на риск, а не я, — заметил Люк. (До чего легко было подхватить слегка подтрунивающий материнский тон.) — Зачем же вы подобрали меня? Может, я решил вас убить!

— Еще чего, — сказала она, шмыгая носом. — У тебя случайно нет косметической салфетки?

— К сожалению, нет.

— Я не всякого подбираю, — сказала она. — Сажаю в машину только тех, кто в опасности, — одиноких молодых девушек или младенцев вроде тебя.

— Я не…

— Вчера это была девочка в шортиках, представляешь? Я ей так и сказала: «Милочка, в таком виде накличешь беду». А днем раньше — двенадцатилетний мальчик, он сказал, что у него украли деньги на автобус и ему приходится добираться до дома на попутках. А еще раньше…

— Вы что же, каждый день ездите по этой дороге?

— Почти каждый.

Он посмотрел в окно на фургоны, бензовозы, междугородные автобусы, легковые машины с перегруженными багажниками на крышах.

— Я думал, на это шоссе нет съезда, — заметил он.

— Да что ты, бог с тобой. Я живу тут совсем рядом, — сказала она.

— Тогда зачем же вы куда-то едете?

Подбородок ее сморщился.

— Не твое дело, — отрезала она. — Я бываю здесь каждый день с двух-трех часов до ужина. Иногда еду в Аннаполис или куда-нибудь в Виргинию. А иногда просто гоняю по окружной. Смотря по обстоятельствам.

Она взглянула на Люка, как бы ожидая, что он спросит, какие же это обстоятельства. Но Люк обиделся и промолчал. Она вздохнула.

— В два, а то и в три часа просыпается моя дочь. Ей четырнадцать. Наверное, твоя ровесница, да? Тебе сколько лет?

Он барабанил пальцами по стеклу и молча глядел наружу.

— Летом она может проспать сколько угодно. Муж говорит: «Послушай, Мэг, почему ты разрешаешь ей так долго спать?» Я скажу тебе — почему. Потому что она несносная. В полном смысле слова несносная. Уму непостижимо, как она может быть такой ужасной. Спускается вниз в халате. Зевает. Приходит ко мне на кухню. «Ну и ну, ма, — говорит, — похоже, ты опять надушилась своим мухомором, ДДТ номер пять». И удаляется. А я в недоумении нюхаю свои запястья. «Лидди, — говорю, — ты собираешься сегодня убирать свою комнату?» А она отвечает: «Ты только послушай себя: пилишь и пилишь, совсем как твоя мать».