— Ах, вижу. Ваша маман знала, — мягко сказала Мария Магдалина. — Независимо от того, что сделано, э то уже нельзя отменить. Я не буду спрашивать тебя об этом снова.
— Спасибо, сестра, — тихо поблагодарила Ленобия.
Монахиня выдержала паузу, а затем резким тоном продолжила:
— Ты должна была прийти ко мне, когда впервые увидела Епископа, а не делать вид, что больна.
— Я не знала, что вы могли сделать, — честно сказала Ленобия.
— Не уверена, но знаю, что сделала бы все от меня зависящее, чтобы предотвратить отвратительно противостояние с Епископом, какое вышло у нас сегодня. — Взгляд монахини был четким и ясным. — Что происходит между вами двумя?
— С моей стороны ничего! — быстро сказала Ленобия, а потом, вздохнув, добавила: — Некоторое время назад моя мама, набожный человек, сказала, что мы больше не будим посещать мессу. Вместо этого она держала меня дома. Но это не помешало Епископу приезжать в поместье и искать взглядом меня.
— Епископ забрал твою девственность?
— Нет! Он не прикасался ко мне. Я до сих пор девушка.
Мария Магдалина перекрестилась:
— Благодарите за это Матерь Божью. — Монахиня протяжно выдохнула. — Епископ беспокоит меня. Он человек не такого типажа, какого я хотела бы видеть в Сент-Луисе. Но пути Господни неисповедимы. Путешествие закончится через несколько недель, и как только мы окажемся в Новом Орлеане, у Епископа будет много обязанностей, которые займут его и помешают думать о тебе. Только за эти недели мы должны держать вас подальше от глаз Епископа.
— Мы?
Мария Магдалина приподняла брови:
— Урсулинские монахини — слуги Божьей Матери, и Она не хотела бы, чтобы я праздно стояла в то время как одна из Ее дочерей оскорблена — пусть и Епископом. — Она отмахнулась от благодарностей Ленобии. — Теперь, когда ты узнана, тебя будут ожидать на обеде. Этого нельзя избежать, не навлекая на себя еще больше насмешек и презрения.
— Привлечь насмешки и презрение лучше, чем внимание Епископа, — сказала Ленобия.
— Нет, они сделают тебя более уязвимой для него. Ты будешь обедать с нами. Просто попробуйте быть незаметной. Даже он ничего не сможет сделать в нашем присутствии.
Кроме этого, хотя я уверена, ты устала симулировать болезнь и сидеть в своей каюте, но ты должна оставаться вне поля зрения.
Ленобия откашлялась, подняла голову и сделала решительный шаг:
— Сестра, в течение нескольких недель, я покидала наши каюте на рассвете и возвращалась прежде, чем большая часть судна проснется.
Монахиня улыбнулась:
— Да, дитя, я знаю.
— О. Я думала, вы молитесь.
— Ленобия, полагаю, ты откроешь для себя, что многие из моих добрых сестер в состоянии думать и молиться одновременно. Я действительно ценю твою честность. Где ты гуляла?
— Здесь. Ну, на самом деле, там, — Ленобия указала на темную часть палубы, где хранились спасательные шлюпки. — Я смотрю на восход солнца, немного прогуливаюсь, а потом спускаюсь в трюм.
Мария Магдалина удивленно моргнула:
— Грузовой отсек? Зачем?
— Лошади, — сказала Ленобия, а затем пояснила. — Я говорю правду, туда меня привлекли лошади. Пара першеронов. Я очень люблю лошадей и хорошо лажу с ними. Могу ли я продолжить посещать их?
— Ты когда-нибудь видела Епископа на своей рассветной прогулке?
— Нет, это было впервые, и то только потому, что я задержалась после рассвета.
Монахиня пожала плечами:
— До тех пор, пока ты осторожна, я не вижу причин оставлять тебя в ловушке собственной каюты. |