Я позабочусь, чтобы остальные ваши вещи доставили в монастырь, — он поклонился и направился к краю палубы, с которого спускали шлюпки.
Ленобии в ее лихорадочном состоянии показалось, что она снова слышит голос матери, советующей ей не произносить это слово, звучащее так похоже на «гроб».Ленобия медленно спускалась с палубы с остальными девушками, с жутким ощущением, как будто голос из прошлого был предзнаменованием будущего.
— Нет! — Она стряхнула с себя меланхолию. — Меня просто немного знобит. Я буду думать о Мартине. Он строит планы уехать из Нового Орлеана на Запад, где мы сможем быть вместе навсегда.
Эта мысль подтолкнула ее, и она, дрожа и кашляя, устроилась в маленькой шлюпке с другими девушками. Усевшись между Симонеттой и Колетт, юной девушкой с длинными темными волосами, Ленобия равнодушно огляделась по сторонам, пытаясь набраться сил, чтобы закончить путешествие. Ее взгляд скользнул над гребцами и встретился с оливковыми глазами, излучающими силу и любовь.
Должно быть, у нее вырвался вскрик радостного удивления, потому что Симонетта спросила:
— Что такое, Ленобия?
Чувствуя себя обновленной, Ленобия улыбнулась девушке.
— Я счастлива, что наше долгое путешествие закончилось, и готова начать новую главу моей жизни.
— Звучит, как будто ты уверена, что она будет хорошей, — сказала Симонетта.
— Да. Думаю, что следующая глава моей жизни будет самой лучшей, — ответила Ленобия достаточно громко, чтобы ее голос донесся до Мартина.
Шлюпка качнулась, когда последний пассажир присоединился к ним со словами:
— Полностью уверен, что так и будет.
Сила, которую она почерпнула из присутствия Мартина, сменилась страхом и отвращением, когда епископ опустился на скамью так близко к ней, что его пурпурная мантия, развевавшаяся от теплого, влажного воздуха, почти касалась ее юбок. Он сидел молча и пристально смотрел.
Ленобия поплотнее завернулась в плащ и отвернулась, игнорируя епископа и сосредоточившись на том, чтобы не позволить себе встретиться с Мартином взглядом. Когда река соединилась с морем, она глубоко вдохнула тинисто-землистые ароматы порта, надеясь, что теплый влажный воздух и запах земли облегчат ее кашель.
Это не помогло.
Настоятельница, сестра Мария Тереза, была высокой худой женщиной. Ленобия подумала, что в своем развевающемся черным одеянии она странным образом похожа на ворону, сидящую на причале. Пока Командор помогал епископу выбраться из шлюпки, настоятельница и две монахини с бледными и словно заплаканными лицами, помогали членам экипажа проводить девушек на причал со словами:
— Пойдемте, мадемуазели. Вы нуждаетесь в отдыхе и покое после кошмара, случившегося с нашей доброй сестрой. И то, и другое ждет вас в монастыре.
Когда подошла ее очередь подняться на причал, Ленобия ощутила прикосновение знакомых сильных рук, и он прошептал:
— Держись, милая. Я приду за тобой, — контакт Ленобии и Мартина продлился так долго, как только она осмелилась, а затем она взяла за руку монахиню. Она не оглядывалась на Мартина, пытаясь вместо этого приглушить свой кашель и не выделяться среди группы девушек.
Когда все оказались на суше, настоятельница слегка кивнула епископу и Командору и сказала:
— Благодарю, что доставили ко мне моих подопечных. Я заберу их отсюда и как можно скорее в полной сохранности передам в руки их мужей.
— Не все они, — голос епископа был словно удар кнутом, но брови настоятельницы сурово приподнялись, когда она ответила:
— Нет, епископ, все. Командор уже объяснил мне прискорбную ошибку, связанную с личностью одной из девушек. Это не делает ее в меньшей степени моей подопечной — просто влияет на выбор для нее мужа. |