И ты все равно
что немой, верно? С тобой ведь тоже так было?
--Было, -- согласился я. -- Как ты меня разыскал?
Ленц улыбнулся.
--Правила "страстного пути" все еще действуют, даже здесь. Земля слухом
полнится. Одна женщина, кстати, очень красивая, дала мне твой адрес. В
русском ночном клубе. И это при том, что я даже не знал твоей нынешней
фамилии.
На секунду у меня перехватило дыхание.
--Какая женщина, как зовут?
--Мария Фиола, -- ответил Ленц. -- Я рассказывал о тебе. С моих слов
она догадалась, что это, наверное, ты и есть, и рассказала, где тебя найти.
А я как раз ехал в Нью-Йорк, такое вот удачное совпадение. Ну, я тебя и
нашел.
--Ты сюда надолго?
--Только на пару дней. Я живу в Вест-Вуде, в Калифорнии. Чем дальше от
Европы, тем лучше. В абсолютно искусственном городишке, в искусственном
обществе, среди людей, которые делают кино и свято верят, что это и есть
жизнь. Одно правда: эта жизнь выносимей, чем настоящая. А настоящей жизни я
вдоволь нахлебался. Ты нет?
--Не знаю. Как-то никогда об этом не думал. Но если та жизнь, которую
мы изведали, и есть настоящая, то ты, наверное, прав.
--Ты даже и в этом не уверен?
--Сегодня нет, Зигфрид. День на день не приходится.
Снова появился Мойков.
--Полнолуние, -- объявил он многозначительно.
Ленц смотрел на него, ничего не понимая.
--Осеннее полнолуние,-- пояснил Мойков.- Тревожная пора для эмигранта.
Тревожней обычного.
--Почему?
--Сам не знаю. Эмигранты -- как перелетные птицы в клетке. Осенью
начинают рваться в полет.
Ленц огляделся по сторонам и зевнул. Плюшевый будуар и правда наводил
изрядную тоску.
--Устал я что-то, -- сказал он. -- Разница во времени. Переночевать
здесь можно?
Мойков кивнул.
--На третьем этаже, комната номер восемь.
--Мне завтра уже возвращаться, -- сказал Ленц. -- Хотел вот только на
тебя взглянуть, Людвиг. -- Он улыбнулся. -- Даже странно, столько не
виделись, а сказать почти нечего, верно? Несчастье жутко однообразная штука.
Я пошел с ним наверх.
--Ты считаешь, что это несчастье? Здесь, теперь?
--Нет. Но разве это счастье? Ждешь чего-то. Вот только чего?
--Вернуться хочется?
--Нет. По-моему, нет. Не знаю. Помнишь, как мы в лагере говорили: пока
ты жив, ничто еще не потеряно? Какие же мы были идиоты с этим нашим
напыщенным, беспомощным героизмом. Правильней было бы сказать: пока ты жив,
тебя еще могут подвергнуть пыткам. Пока ты жив, ты еще можешь страдать.
Спокойной ночи, Людвиг. Надеюсь, завтра утром мы увидимся?
--Само собой, Зигфрид. |