Изменить размер шрифта - +
И ты  все равно
что немой, верно? С тобой ведь тоже так было?
     --Было, -- согласился я. -- Как ты меня разыскал?
     Ленц улыбнулся.
     --Правила "страстного пути" все еще действуют, даже здесь. Земля слухом
полнится.  Одна  женщина,  кстати,  очень  красивая, дала мне твой адрес.  В
русском  ночном  клубе. И это при  том, что  я даже не  знал  твоей нынешней
фамилии.
     На секунду у меня перехватило дыхание.
     --Какая женщина, как зовут?
     --Мария Фиола, -- ответил Ленц. --  Я  рассказывал о тебе. С  моих слов
она догадалась, что это, наверное, ты  и есть, и рассказала, где тебя найти.
А я  как  раз ехал в  Нью-Йорк,  такое  вот удачное совпадение. Ну, я тебя и
нашел.
     --Ты сюда надолго?
     --Только на пару  дней. Я живу в Вест-Вуде, в Калифорнии. Чем дальше от
Европы,  тем  лучше. В  абсолютно  искусственном  городишке, в искусственном
обществе, среди людей, которые делают кино и  свято  верят,  что это  и есть
жизнь.  Одно правда: эта жизнь выносимей, чем настоящая. А настоящей жизни я
вдоволь нахлебался. Ты нет?
     --Не знаю. Как-то никогда об этом не думал. Но если  та жизнь,  которую
мы изведали, и есть настоящая, то ты, наверное, прав.
     --Ты даже и в этом не уверен?
     --Сегодня нет, Зигфрид. День на день не приходится.
     Снова появился Мойков.
     --Полнолуние, -- объявил он многозначительно.
     Ленц смотрел на него, ничего не понимая.
     --Осеннее  полнолуние,-- пояснил Мойков.- Тревожная пора для эмигранта.
Тревожней обычного.
     --Почему?
     --Сам  не  знаю. Эмигранты  -- как  перелетные птицы  в  клетке. Осенью
начинают рваться в полет.
     Ленц огляделся  по сторонам и зевнул. Плюшевый будуар и  правда наводил
изрядную тоску.
     --Устал я  что-то, --  сказал он.  -- Разница во  времени. Переночевать
здесь можно?
     Мойков кивнул.
     --На третьем этаже, комната номер восемь.
     --Мне  завтра уже возвращаться, -- сказал Ленц. -- Хотел вот  только на
тебя  взглянуть,  Людвиг.  --  Он  улыбнулся.  -- Даже странно,  столько  не
виделись, а сказать почти нечего, верно? Несчастье жутко однообразная штука.
     Я пошел с ним наверх.
     --Ты считаешь, что это несчастье? Здесь, теперь?
     --Нет. Но разве это счастье? Ждешь чего-то. Вот только чего?
     --Вернуться хочется?
     --Нет. По-моему, нет. Не знаю. Помнишь, как мы  в лагере говорили: пока
ты  жив,  ничто  еще  не  потеряно? Какие  же мы были  идиоты с  этим  нашим
напыщенным, беспомощным героизмом.  Правильней было бы сказать: пока ты жив,
тебя  еще  могут подвергнуть  пыткам. Пока  ты жив, ты еще  можешь страдать.
Спокойной ночи, Людвиг. Надеюсь, завтра утром мы увидимся?
     --Само собой, Зигфрид.
Быстрый переход