|
Еще водки? --Нет, спасибо. -- Она встала и протянула мне руку. -- Мне надо идти. Работать. Я проводил ее глазами. Она уходила совершенно бесшумно, не семеня, не цокая каблучками, не уходила, а плыла, скользила мимо уродливых плюшевых рыдванов, словно их и не было с нею рядом. Должно быть, профессиональный навык манекенщицы, подумал я. Шелковый платок теперь туго облегал ее плечи, сообщая всей фигуре неожиданную гибкость и худобу, но никак не хрупкость -- скорее какую-то стальную, почти грозную элегантность. Я отнес бутылку обратно в номер и вышел на улицу. Резервный портье Феликс О'Брайен стоял у подъезда -- пивом от него несло, как из бочки. --Как жизнь, Феликс? -- спросил я вместо приветствия. Он передернул плечами. --Встал, поел, отбатрачил свое, пошел спать. Какая это жизнь? Вечно одно и то же. Иногда и впрямь не поймешь, чего ради небо коптить. --Да, -- согласился я. -- Но ведь коптим же. V --Джесси! -- вскричал я. -- Возлюбленная моя! Благодетельница! Радость-то какая! Круглая мордашка с румяными щечками, угольками глаз и седым пучком пышной прически ничуть не изменилась. Джесси Штайн стояла в дверях своей маленькой нью-йоркской квартирки, как стояла прежде в дверях просторных берлинских апартаментов и как стаивала потом, уже в изгнании, в дверях самых разных жилищ и прибежищ во Франции, Бельгии, Испании, -- неизменно улыбчивая, готовая помочь, словно у нее самой никаких забот нету. У нее и не было своих забот. Ее единственная забота, сущность всего ее "я" состояла в том, чтобы помогать другим. --Бог ты мой, Людвиг! -- запела она. -- Когда же мы в последний раз виделись? Самый расхожий эмигрантский вопрос. Я уже не помнил. --Наверняка еще до войны, Джесси, -- сказал я. -- В те счастливые времена, когда за нами гонялась французская полиция. Только вот где? На каком из этапов "страстного пути"? Случайно не в Лилле? Джесси покачала головой. --А не в тридцать девятом в Париже? Перед самой войной? --Ну конечно же, Джесси! Отель "Интернациональ", теперь вспомнил. Ты угощала нас с Равичем картофельными оладьями, причем пекла их прямо у него в номере. И даже брусничное варенье к оладьям принесла. Это было последнее брусничное варенье в моей жизни. С тех пор я брусники в глаза не видел. --Это целая трагедия, -- заметил Роберт Хирш. - В Америке ты ее тоже не увидишь, здесь брусники нет. Вместо нее тут другие ягоды -- loganberries(18). Но это совсем не то. Впрочем, надеюсь, ты не сбежишь из-за этого обратно в Европу, как актер Эгон Фюрст. --А ему-то чего не хватало? --Ни в одном ресторане Нью-Йорка он не мог получить салат из птицы. |
