Он живо припомнил некоторые из этих ночей. Он увидел Тирина, Тирина, говорившего: «Если бы мы знали, каков Уррас на самом деле, может быть, кто-то из нас захотел бы отправиться туда». — А его эта идея так шокировала, что он прямо-таки набросился на Тирина, и Тир сразу же пошел на попятный; он всегда шел на попятный, бедная пропащая душа, но всегда оказывался прав…
Разговор прервался. Паэ и Оииэ молчали.
— Извините, — сказал он. — В голове тяжело.
— А как с притяжением? — спросил Паэ с обаятельной улыбкой человека, который, как сообразительный ребенок, рассчитывает на свое обаяние.
— Я не замечаю, — ответил Шевек. — Только вот в этих… как они называются?
— Колени. Коленные суставы.
— Да, колени. Функция нарушена. Но я привыкну. — Он посмотрел на Паэ, потом на Оииэ. — Есть вопрос. Но я не хочу причинить обиду.
— Не стесняйтесь, сударь, — ответил Паэ.
Оииэ сказал:
— Я не уверен, что вы умеете обижать. — Оииэ не был симпатичным, как Паэ. Даже говоря о физике, он держался как-то уклончиво, скрытно. И все же под этой манерой держаться было что-то, чему, как казалось Шевеку, можно было доверять; тогда как под обаянием Паэ… что скрывалось под ним? Ну, неважно. Он должен доверять им всем — и будет им доверять.
— Где женщины?
Паэ засмеялся. Оииэ улыбнулся и спросил:
— В каком смысле?
— Во всех смыслах. Вчера вечером, на приеме, я встречал женщин — пять, десять — и сотни мужчин. Эти женщины, я думаю, — не ученые. Кто они были?
— Жены. Одна из них, собственно говоря, — моя жена, — сказал Оииэ со своей скрытной улыбкой.
— Где другие женщины?
— О, сударь, это проще простого, — торопливо ответил Паэ. — Вы только скажите, что вы предпочитаете, и мы вам это доставим без всяких проблем.
— Конечно, нам приходилось слышать довольно яркие рассуждения об анарресских обычаях, но я склонен думать, что мы сможем предоставить вам почти все, что вы пожелаете, — сказал Оииэ.
Шевек совершенно не понимал, о чем они говорят. Он почесал голову.
— Значит, здесь все ученые — мужчины?
— Ученые? — словно не веря своим ушам, переспросил Оииэ.
Паэ кашлянул:
— Ученые. О, да, разумеется, все они — мужчины. В школах для девочек есть, конечно, преподаватели-женщины. Но им никогда не удается подняться выше уровня Аттестата.
— Почему?
— Математика не дается; не способны к абстрактному мышлению; не годятся они для этого. Ну, вы же знаете, процесс, который женщины называют «думать», происходит в матке! Конечно, есть отдельные исключения. Жуткие мозговитые бабы с атрофией влагалища.
— А вы, одониане, разрешаете женщинам заниматься наукой? — спросил Оииэ.
— Ну да, они занимаются науками.
— Надеюсь, таких немного.
— Ну, примерно половина.
— Я всегда говорил, — сказал Паэ, — что при соответствующем подходе девушки-лаборантки могли бы в любой ситуации очень разгрузить мужчин в лабораториях. Фактически, они выполняют монотонную работу более ловко и быстро, чем мужчины, они более послушны, и им не так быстро надоедает делать одно и то же. Если бы мы использовали женщин, мы гораздо скорее смогли бы высвободить мужчин для творческой работы.
— Ну уж, только не в моей лаборатории, — возразил Оииэ. |