| Он еще некоторое время сможет лелеять свои нездоровые иллюзии и править миром — или тем, что он считает миром. И все же я не исключал вероятности того, что за мной вышлют погоню. Мысль об этом подгоняла меня, заставляя быстрее карабкаться вверх по каменистому склону туда, где, как я полагал, находилась расщелина, ведущая к перевалу. Это было очень тяжело: разреженный воздух содержал мало кислорода, и я чувствовал себя так, будто мои легкие работают вхолостую. Прошел час, а я все еще лез вверх и по-прежнему задыхался. Последние серые полутона дня готовы были исчезнуть, и я решил сделать привал, сориентироваться на местности по первым звездам и постараться запомнить расположение горных пиков, прежде чем их поглотит ночь. Я замесил себе немного цампы и муки «меток чулен» с водой, самостоятельно приготовив первую дозу волшебного снадобья тертона. Затем вновь развернулся в сторону склона и уже чуть медленнее продолжил путь в темноте. К рассвету я достиг верхней точки перевала, и передо мной предстало обширное плато — детально описанное царем, оно и впрямь напоминало лунный пейзаж: усеянное рытвинами и камнями разной величины, от яблока до головы человека, оно очень скоро отняло у меня все силы. Для поднятия боевого духа я позволил себе небольшую передышку — постоял, глядя вниз на ущелье. Видимость была хорошей, и можно было разглядеть склон на протяжении всех семи миль моего восхождения: никаких признаков погони. Значит, если монахи все-таки пустятся по моим следам, у меня будет как минимум двенадцать часов форы. Подстегиваемый сильнейшим возбуждающим средством — страхом за свою жизнь, — я внезапно осознал, что главные опасности поджидали меня впереди. У меня имелось весьма смутное представление о том, где я и куда идти. Кажется, я находился где-то к юго-западу от гомпы Литанг в одной из складок горного хребта, предположительно более чем в ста милях от долины Цангпо. Но такие расстояния — ничто в Гималаях. Ни один маршрут не идет по прямой. Дороги делают бессчетные зигзаги вверх и вниз по склонам, через высотные перевалы, из ущелья в ущелье. Сколько горных долин лежало на моем пути в Пемако, я не знал, но подозревал, что не меньше десятка. В дополнение к десяти или одиннадцати перевалам будет неизвестное количество плато — таких, как распростертое передо мной сейчас, и бессчетное множество препятствий иного рода: непроходимых речек с ледяной водой, непреодолимых пропастей, заваленных снегом горных склонов. Тысячи шансов получить растяжение, вывих лодыжки либо перелом… А весь мой арсенал составляли компас, ночные звезды над головой, литров десять воды, мука и цампа. В таких ситуациях нет смысла ничего загадывать. Самое лучшее — просто идти вперед, сосредоточившись на сложном поиске кратчайшей тропы. Хорошо, что хотя бы мука тертона начала действовать. У меня давно болели ноги, ступни покрывали синяки от ударов о камни, но под действием снадобья боли стали стихать. Потом, несмотря на все сложности моего пути, начались видения — результат действия галлюциногенов. К полудню я чувствовал себя так, будто выпил залпом бутылку шампанского. Я ощущал небывалую бодрость, шаг мой был скор, голову не обременяли никакие мысли, кроме одной: не забыть бы с наступлением сумерек съесть еще немного муки. Не знаю, долго ли я пребывал в таком состоянии. Я сознавал лишь, что должен идти не останавливаясь, пока не набреду на какую-нибудь деревню или не сломаю себе шею, сорвавшись с высоты. Солнце неторопливо скатилось вниз по пологой дуге, луна вскарабкалась высоко в ночное небо, а затем пропала, как актер, скрывшийся за кулисами. Затем опять появилось солнце, заиграло лучами над скалистым плато. Я пробирался вниз по ущелью, огибая огромные валуны. На пути мне попался широкий круг из камней, напомнивший британский Стоунхендж. Я сел, привалился спиной к самому крупному камню мегалита, представил себе людей, соорудивших все это вечность назад, и почувствовал себя неописуемо одиноким, утратив последние проблески надежды. |
