Под унитазом, свернувшись калачиком, лежал Тарас Петрович Бочкин.

Вид его был страшен. Голова неестественно вывернута, лицом к потолку. Глаза навыкате, подернутые белой пленкой, так, что не видно было даже зрачков. Рот приоткрыт, язык болтается и по нему на пол стекает тонкая струйка слюны. Судя по всему, Тарас Петрович увидел убийцу в самый последний момент — на лице его сохранилось удивленное, испуганное выражение.

За плечом Бочарина засопел Акакий Трестович:

— Видите, Феофан Анастасьевич? Видите?! Точно такое же выражение было и на лицах найденных нами Пухеева и Шнапса!.. Боже мой! Пожалуй, я схожу и вызову наряд! Разве так можно?! Мыслимо ли, чтобы призраки убивали людей?!!

Причитая в полголоса и качая головой, Акакий Трестович Трупной удалился прочь из квартиры. Глухо застучали сапоги по лестнице.

Феофан Анастасьевич сделал несколько шагов вглубь ванной комнаты и, поколебавшись немного, присел перед умершим на корточки.

В нос Бочарину ударил резкий запах мочи, такой силы, что пришлось задержать дыхание.

— Кто же это вас так, а?

Шепот, как показалось Бочарину, разлился по комнате тем же туманом. Тени разбежались в стороны, вроде снова стало светлее…

Ну, же! Ну!! Вот он, я, Феофан Анастасьевич! Один! Никто не помешает тебе сказать, то, что хотел… Появись! Всего на секунду! Объясни…

Тарас Петрович Бочкин продолжал смотреть слепыми глазами в сторону. По шее и подбородку медленно разливался темно-бордовый синяк.

Бочарин склонился над Бочкиным и, сдерживая рвавшиеся откуда-то изнутри сильнейшие позывы рвоты, обеими руками перевернул тело на спину.

Умерший перевернулся на удивление легко, и оказалось, что телом он прижал к загаженному полу небольшой зеленый мешок, замотанный шнуром. Верх мешка был плотно зажат в мертвых пальцах Бочкина, так что пришлось изрядно потрудиться, прежде чем разжать их.

Взяв мешок, Феофан Анастасьевич поспешил выйти вон из ванной комнаты. От нестерпимой вони становилось дурно, а перед глазами плыло.

Опустившись на стул, что стоял в первой комнате, Бочарин положил мешок на колени и размотал тугой шнур.

В мешке лежали книги.

9

Спустя два дня Феофан Анастасьевич появился в доме взволнованный и растрепанный, что замечалось за ним крайне редко.

Елизавета даже немного испугалась, и, присев рядом с братом за стол, чаю отпить, осторожно расспросила его о работе.

Феофан Анастасьевич предпочел отвечать туманными фразами, дескать, дело движется к завершению, преступники скоро будут найдены, а также заговорил вдруг о том, чтобы она, Елизавета поостереглась выходить из дома вечером. В городе, сказал Феофан Анастасьевич, нынче беспокойно. Появились странные люди, которые ночью, вроде как ходят, а утром их днем с огнем не сыщешь.

На это Елизавета гордо похвасталась, что теперь ей есть с кем ходить по вечерам и сообщила брату, что собирается завтра пригласить своего жениха на ужин. Так, что пусть любимый братец постарается и придет, познакомится.

Феофан Анастасьевич рассеянно закивал, словно и не слышал приглашения, стер с губ хлебные крошки салфеткой и удалился в свою комнату.

Следом прошел Ефим, с ноутбуком и батарейкой, которую обычно вынимали, чтоб не садилась. Значит, опять что-то записывать.

Елизавета никогда не заглядывала в комнату, когда брат что-то записывал в дела расследований. Но сейчас она была вынуждена признаться самой себе, что любопытство, грызущее ее, было куда сильнее, чем прежде.

Тем более что дело подстегивала Анна Штульцхер, вчера по секрету сообщившая, что начальник полиции Акакий Трестович Трупной слег в госпиталь, лечить нервы. Вроде, увидел он где-то настоящего призрака, который человека убил и его самого задушить хотел, вот и не вынесли нервишки-то.