Я пошел по дорожке, посыпанной галькой, ко входу. Привратник направил меня в канцелярию — второй этаж, налево. Наверх вели широкие стершиеся ступени из песчаника. Рядом с комнатой 107 висела табличка: «Канцелярия. Приемное отделение». Я постучал и вошел.

Делопроизводительнице имя Леоноры Зальгер ничего не говорило. Ответив мне, она опять занялась медицинскими картами. На некоторых я заметил маленькие фотографии, прикрепленные скрепками, и это навело меня на мысль показать ей фотографию Лео. Она взяла ее в руку, долго рассматривала, потом, попросив меня подождать, заперла шкаф и вышла. Я посмотрел в окно. В парке цвели магнолии и форзиции, на газонах косили траву. По дорожкам прогуливались пациенты в обычной одежде. Кое-кто сидел на выкрашенных в белый цвет скамейках. Как тут все изменилось! Когда здесь лежал Эберхард, вокруг деревьев была голая, утоптанная земля. Тогда пациентов тоже выпускали на прогулку, но они были одеты в серые больничные халаты, и все происходило, как в тюрьме, — прогулка начиналась в определенное время, продолжалась двадцать минут, и ходить можно было только по кругу, гуськом.

Делопроизводительница вернулась не одна.

— Доктор Вендт, — представился врач. — Кто вы и кем вы ей приходитесь? — Он враждебно смотрел на меня, держа в руке фотографию Лео.

Я протянул ему визитную карточку и рассказал о своей миссии.

— Сожалею, господин Зельб, но мы не даем посторонним лицам справок о наших пациентах.

— Значит, она…

— Простите, больше никаких комментариев. Как вы сказали, кто поручил вам поиски?

Письмо Зальгера лежало у меня в кармане. Я достал его и протянул Вендту. Он читал, наморщив лоб, и, дочитав до конца, долго не поднимал головы. Наконец, словно очнувшись, сказал:

— Пойдемте со мной.

Мы пошли по коридору. Он открыл одну из дверей и пригласил меня в кабинет. Окна в нем тоже выходили в парк. Здесь строители еще не закончили работу: старые рамы были выставлены, а оконные проемы временно затянуты прозрачной пленкой. Стол и полки покрывал тонкий слой белой пыли.

— Да, фрау Зальгер была нашей пациенткой. Она поступила около трех месяцев назад. Ее привез мужчина… который подобрал ее где-то на дороге… Она ехала автостопом. Что именно произошло во время этой поездки и до нее, мы не знаем. Этот человек сказал, что просто хотел ее подвезти и остановился…

Доктор умолк и задумался. Это был еще молодой человек. Вельветовые брюки, клетчатая рубаха под расстегнутым белым халатом, спортивная осанка. У него был здоровый цвет лица, густые каштановые волосы, искусно подстриженные под живописные космы, и близко посаженные глаза.

Я ждал.

— Господин Вендт…

— В машине она вдруг разрыдалась и уже не могла остановиться. Это продолжалось больше часа, и водитель, не зная, что с ней делать, привез ее к нам. У нас продолжалось то же самое, пока ей не вкололи валиум и она не уснула.

Он опять задумался.

— А потом?

— Ну, потом я начал лечение — а вы как думали?

— Я имею в виду, где Леонора Зальгер сейчас? Почему вы никому не сообщили о случившемся?

Он опять помолчал, не торопясь с ответом.

— Мы… Я ведь только от вас узнал ее настоящую фамилию. Если бы не наша сотрудница из приемного покоя… — Он указал рукой в сторону комнаты 107. — Она пару раз случайно имела с ней дело… Чаще всего она вообще не видит наших пациентов. А тут вы — с этой крохотной фотографией… — Он покачал головой.