|
— Как? — спросил Иван, наконец, справившийся с виной и стыдом. Грин сморщил нос и прищурился. — Как на войне, — сказал он, достал сигареты с зажигалкой и принялся прикуривать. — Ветер, чч…. Неважно. Мы с тобой, Ванюха, подстрелим одного из них, но не станем отрубать ему башку, пока не поговорим. А разговор у нас будет третьей степени — и мы посмотрим, сколько времени такая тварь будет молчать с серебром под шкурой. Славно бы именно с этим потолковать… гаденыш. Милый сумасброд. Гнида гнилая. — Хорошая идея, — сказал Иван, который ни одной секунды так не думал. Грин выдохнул дым и затянулся ветром, как сигаретой: — Дергаем по домам, Ванек. Завтра поохотимся, — и его лицо снова выражало жестокое наслаждение. В этот раз Грин решил не ехать в центр. — Центр — отличное место для охоты на старых, — пояснил он Ивану, хмуро его слушающему. — Молодняк живет в новостройках. Старые гады, правда, тоже любят тут побродить, но в основном — малолетки. Сам знаешь. — Я знаю, — отозвался Иван. — Грин, я хотел попросить кой о чем. — Валяй. — Чтобы не женщина. — А разница? Иван замялся. — Ну? — Как-то не по себе пытать женщину, даже если она тварь. Одно дело — застрелить и все… Грин усмехнулся. — Ах, рыцарь… якорь печального образа! Ты до сих пор не понял, что вампир есть вампир, оно, без пола — все равно, как оно выглядит? Вы с батей так славно спелись: «Видимость! Иллюзия!» — а теперь тебе жаль девочку? Иван помотал головой. Он бы ни за что не признался в своих подлинных резонах. Ему было страшно заговаривать с вампиром, с пленным, предположим, с раненым, дело не в этом — разговаривать с монстром и все. Неизвестно, как это будет. А если он скажет, как Грину: «Потерпи, я пришел тебя отпустить»? Или: «Я устал от долгой вины», — или еще что-нибудь, разумное, грустное, что не ассоциируется с нечистью, трупом, адом? Это и так ударит по нервам до сильной боли… а если вампир, кроме прочего, будет девушкой? Очень красивой, хоть и иллюзорно, хрупкой, хоть и опасной… «Дии-нкаа!!» Иван встряхнулся. — Ну тебе что, трудно? — Да мне все равно, — сказал Грин с довольной усмешкой. — Ты что, боишься, что гадина тебя обольстит? — Глупо. — Ладно, не психуй. Мужик так мужик, договорились, — сказал Грин и включил зажигание. Выехали со двора. Весенняя ночь снова была холодна безжалостным декабрьским холодом. Вдоль пустынных улиц между голых деревьев, похожих на схемы человеческих легких, нарисованные тушью на грязно-бурой бумаге, гулял ветер. Город был пропитан лиловым искусственным светом и казался оцепеневшим или неживым. Ни одного случайного прохожего на улицах — а окна гасли и гасли на глазах… Весна все лгала и не приходила. Крохотная оттепель тоже была обманом, цинично данной фальшивой надеждой. Едва появившись, лужи схватились льдом, в них вмерзла городская дрянь. Плоская белесая луна неподвижно стояла в мутном растрепанном небе — ветер не трогал облака, ему хватало веселья внизу, на земле. Он раскачивал ветви, раскачивал дорожные знаки, свистел в проводах, выл в лестничных клетках… Грин бросил машину у супермаркета. — Что за фигня? Не чувствую ни чч-ч… ни пса не чувствую, машина мешает. Пройдемся? Иван кивнул. Ему не очень хотелось вылезать из машины, бродить по темному парку, состоящему из голых деревьев и обледенелой грязи, но его грела надежда. |
