– Разве это что-нибудь меняет?

– Не знаю. Я… Ты первая титанианка, с которой я встретился.

– В постели?

– Вообще, где угодно.

– Ты уверен?

– Н-нет. Пожалуй, я не могу быть уверен. Никто не может.

– Не может.

– А ты сама способна уверенно распознать своих?

– Ты имеешь в виду всякие там таинственные приметы вроде секретных масонских знаков? Нет, но…

– Но что?

– Но мы можем узнать друг друга, если начнем говорить на своем языке.

– А как звучит титанианский? Я его слышал когда-нибудь?

– Возможно. Тут не так все просто. Понимаешь, титанианцы общаются совсем иначе, чем остальные.

– Иначе?

– Не звуками и не жестами.

– А как же? Телепатия?

– Нет, мы говорим химически.

– Что?

– У нас химический язык – запахи, вкусовые ощущения, ощущения на поверхности кожи и в глубине тела.

– Что-то ты мне плетешь.

– Ни в коем случае. Это – очень исхищренный язык, где все выражается вариациями интенсивности и сочетаниями.

– Знаешь, я что-то даже не верю.

– Тебе это чуждо, вот и не веришь. Сейчас я буду говорить химически. Готов воспринимать?

– Давай.

– Так что? – спросила Деми после нескольких секунд полного молчания.

– Ничего.

– Чувствуешь какой-нибудь запах? вкус? Вообще что-нибудь?

– Ничего.

– Вообще никаких ощущений?

– Только растущее убеждение, что все это просто жульническая уловка, смысл которой… Нет. Подожди. Надо по-честному. На какой-то момент мне показалось, что я вижу нечто вроде солнечного диска, вроде этих моих шрамов,

– Ну вот! – широко улыбнулась Деми. – Ты все-таки слышал меня, однако все это настолько чуждо тебе и незнакомо, что мозгу приходится переводить принимаемый сигнал на язык привычных символов.

– Ты действительно сказала мне нечто, чему соответствует зрительный образ солнечного диска?

Деми кивнула.

– Так что ты там говорила на своем химическом?

– Что ты – психованный, в конец запутавшийся маорийский мужчина, и я люблю тебя, люблю всего, вплоть до этих самых шрамов.

– И ты все это сказала?

– Не только сказала, но так и думаю, особенно насчет шрамов. А ты, дурачок, чего-то стесняешься…

– Кончай сострадание, я ненавижу такие штуки, – прорычал Уинтер. – Так что же, – добавил он, – вы, титанианцы, так вот и вещаете все время на своем химическом языке?

– Нет.

– А много вас среди людей?

– Не знаю, да, собственно, и не очень интересуюсь. Я интересуюсь только тобой… и ты, Роуг, меня пугаешь.

– Не понимаю, чем.

– Стать таким холодным и аналитичным сразу же после… ну ты понимаешь, после чего.

– Прости, пожалуйста, – несколько принужденно улыбнулся Уинтер. – Я пытаюсь во всем этом разобраться.

– Зря я тебе сказала.

– А не надо было и говорить, ты показала. Необыкновенно и потрясающе, я никогда и подумать бы не мог… А как ты попала сюда, на Землю?

– Я и родилась здесь. Я – вроде как подкидыш, а уж если точнее – подменыш.

– Как это?

– Настоящая моя мать дружила с семейством Жеру, она была их врачом. Не хочется вдаваться в ее историю, проговоришь до вечера.

– Ладно.