Шесть рожков – и мы в расчете.
– Ничего себе! Это сколько там от метро до входа в парк, ты говорил? Полкилометра не будет, небось, – и за это шесть рожков? Это называется по-божески?
– А ты не учел, что местность сложная? – вызверился Греков. – На рынке до сих пор черт знает что творится, пауки – это еще самое малое, на что там можно нарваться. Горгонов по дороге хренова туча, причем они все время куда-то переползают.
– Горгоны ходить не умеют! – возмутился Крот.
– А вот не надо мне лапшу на уши вешать! Чего они там умеют или не умеют, мне однофигственно, но только почему тогда они сегодня у одного дома под окнами торчат, а завтра – уже возле другого во дворе щупальца свои мерзкие топырят, кустами прикидываются? А про парк я вообще молчу. Зачем вы туда идете – не мое дело, но ежели я по дороге туда или обратно сгину, то вам тут всем, вместе взятым, меня не заменить. Я один тут все знаю, все ходы и выходы, я здесь – единственный и неповторимый, зарубите на носу. Может, там у себя вы – лучшие, а уж здесь – извиняйте. Если пропаду – комендант вас всех заставит вместо меня станцию жратвой обеспечивать.
– Все равно это чересчур, – стоял на своем Крот. Его поддержал Следопыт:
– Слышь, мужик, ты не зарывайся. Если что, без тебя обойдемся, сами по карте дорогу найдем – мы тоже не вчера первый раз наверх поднялись.
– Ладно, четыре рожка – и считайте, что вам крупно повезло, – скривился Греков.
В конце концов, сговорились на трех, Греков обещал зайти за ними через пару часов после ужина. После его ухода Искра, до тех пор не вмешивавшаяся в мужские разговоры, тихонько спросила, ни к кому не обращаясь:
– Интересно, он знает про кодекс сталкера?
– Вот я как раз об этом вчера и говорил – сталкеры бывают разные, и жлобы среди них тоже попадаются, – хмыкнул Медный. – Подожди, поживешь с мое – еще и не то увидишь. Кстати, у меня такое чувство, что Дед Мороз здесь – это что-то вроде буки. Я вчера шел по станции и слышу – какая-то мамаша говорит ребенку: «Будешь плохо себя вести, тебя Дед Мороз заберет».
– Други мои, – примирительно сказал Литвин, – не надо забывать, что Дед Мороз – и впрямь персонаж неоднозначный. Истоки его – еще в славянской мифологии, когда Морозу оставляли угощенье на крыльце, чтоб приходил зимой, покрывал поля снегом для хорошего урожая и не являлся летом. Снегурочку ему в помощь подбросили гораздо позже. Сначала это был вполне себе языческий дух, и видимо, недобрый, раз его старались задаривать. После революции же одно время вообще пытались запретить отмечать Рождество, но через несколько лет отменили запрет, потому что народ не желал забывать привычный праздник. Церковь тоже неоднозначно относилась к, по сути, полуязыческому празднику. И если вспомнить русские сказки, там Дед Мороз не только подарки раздает – того, кто ему не понравился, может и насмерть заморозить. Как в той сказке, которую ты не до конца рассказал, – повернулся он к Медному. – Ведь потом в избушку отправилась родная дочь старухи, надеясь на богатые подарки, а вместо этого дедушка ее заморозил за то, что она ему нахамила. Так что с ним лучше обращаться вежливо. А усадьбу в парке сделали, чтоб детей развлекать. Вообще-то настоящей родиной Деда Мороза считается Великий Устюг, а здесь – так, резиденция. И построена она была совсем незадолго до Катастрофы, в начале двухтысячных. В общем, про деда то вспоминали, то забывали, но миф этот оказался живучим, прошел испытание временем, никакие декреты не смогли его уничтожить.
«Как говорит складно, – восхитился Крот, – ну точно, из высоколобых он, из браминов». |