– У вас тут можно где-нибудь сесть и поговорить спокойно? – спросил он. – А то неудобно, люди оглядываются.

– Негде, – лучезарно улыбнулась Лариса. – Давай тут сядем, – она примостилась на расстеленный возле крайней на станции палатки старенький пенопластовый коврик. – Все-таки не на проходе.

Крот сел возле нее.

– Вы тут чем вообще живете? Про поэта-покровителя я уже знаю.

– Что тебе рассказать? – задумалась Лариса. – Нормально живем, как все.

– Я смотрю, питаетесь вы получше даже, чем на Текстильщиках. А обстановка попроще. Почему так?

– А, это я знаю. Правда, до меня все было, но мне рассказывали. Вскоре после Катастрофы, когда начали сталкеры наверх ходить, у них глаза сперва разбежались – столько там всего бесхозного осталось. И потащили все к нам, на станцию, без разбора – и ковры, и посуду, и другие всякие вещи. Даже те, которые вроде и ни к чему тут. И не особо обрабатывали их сначала. А когда кто-то умный додумался счетчиком Гейгера барахло проверить – счетчик заверещал. И тогда, говорят, комендант по совету Владника издал закон против роскоши – чтоб ничего лишнего на станцию не тащили. Говорят, женщины ему этого долго простить не могли, а мужики быстро согласились. А с едой пока перебиваемся, но комендант говорит – ресурсы тают. Только ты не рассказывай никому, что я тебе об этом проболталась, вообще-то мне нельзя говорить, что они там с Владником обсуждают на совещаниях. У нас есть подсобное хозяйство, но небольшое, а так все сверху приносят. Вокруг метро уже все обшарили, теперь приходится сталкерам все дальше ходить за едой.

– Как он вообще – комендант ваш?

– Да он вроде нормальный, но все делает с подсказки Владника. А того я боюсь – странно как-то он иногда на меня смотрит.

– А чего он кашляет-то? Болен?

– Простыл, видно, – сказала Лариса, отводя глаза и явно насторожившись. Крот сделал вывод – девушка явно не собирается выкладывать ему все откровенно. Он был уверен, что недуг коменданта куда серьезней, чем обычная простуда.

– Тебе сколько лет-то? – спросил он, чтобы перевести разговор на безопасную тему

– А сколько дашь? – снова заулыбалась Лариса.

– Шестнадцать, – наобум сказал Крот.

– Почти угадал. Восемнадцать скоро стукнет. Я родилась уже тут. Отца не помню.

Крот хмыкнул – до того это напоминало исповедь Искры.

– Мама умерла совсем недавно, – с грустью сказала Лариса, – за несколько месяцев, наверное, до вашего прихода. Болела сильно под конец. Взяла слово с коменданта, что он меня не оставит. Ну, он и заботится обо мне.

Ее лицо искривилось недовольной гримаской, она забавно сморщила нос.

– Трогательно. Но ты вроде не очень довольна? – осторожно спросил Крот. Девушка пожала плечами.

– Пока мама была жива, она меня в обиду никому не дала бы. А что теперь будет – не знаю. Я б отсюда ушла, да некуда – с тех пор, как мутанты эти завелись наверху. А раньше когда-то и наши в большое метро ходили, и оттуда бывали у нас гости. Помню, когда-то даже приезжал к нам комиссар с Красной Линии, но это давно было, еще до того, как полигон на Пролетарке устроили. Иногда бандюки приходили из большого метро, но до нас мало кто доходил, хуже было тем, кто на Текстилях. У меня знакомая там была, рассказывала, что у них творилось. А потом и отморозки навещать перестали – когда мутанты развелись наверху. Зато теперь мы ничего не знаем про то, что в большом метро происходит. Вот ты сам, например, с какой станции?

Крот напрягся, ему не хотелось сознаваться, что он с Ганзы.