Маклай подбегает к окну. Оконные стекла дрожат от звуков пушечной пальбы. Несколько мощных залпов следуют один за другим.

— Какое совпадение! — кричит Маклай. — Ведь сегодня — годовой праздник русского флота.

В окно видно, как на кровле соседнего дома развеваются два флага — военно-морской австралийский и русский Андреевский флаг. Ветер шевелит волосы Маклая и Маргариты Робертсон. Звуки русской песни, музыка, светлая, как волна, врываются в комнату и заполняют собой все. Звуки приближаются. Слышны шаги сотен людей, идущих военным строем. По улице, мимо пальм и эвкалиптов, идут русские матросы с эскадры, посетившей Сидней.

Вот они поравнялись со зданием госпиталя. Солнечные лучи вспыхивают пучками на металлических частях «гармониума» в руках матроса-музыканта. Молодой рослый запевала выводит слова песни «Волга-матушка».

В глазах Маклая — слезы радости.

На лице его — столь известная всем знавшим его «маклаевская» улыбка. В ней — нежность, чистота, что-то детское и вместе с тем грустное.

Маргарита Робертсон безмолвно, быстро берет букет австралийских незабудок и бросает его матросам.

Прямые строгие русские штыки вздрогнули.

Матросы мгновенно переместили их для того, чтобы цветы не упали на штыки. Рослый запевала поймал незабудки на лету и благодарно кивнул Робертсон.

Звуки русской песни постепенно удаляются.

Где-то вдалеке грохочут пушечные выстрелы.

— Госпожа Робертсон, — молит Маклай, — пойдемте хоть на десять минут в госпитальный сад. Оттуда с холма виден морской рейд и корабли.

Торопя Робертсон, он берет ее под руку.

— Под руку? — ужасается она, но не отнимает своей руки. — Что скажут о молодой вдове в Сиднее? Хотя… вы больной, а я сестра милосердия… Я отвечаю за вас перед «Женским обществом» и перед собой… Я переписала вашу статью о жемчужном промысле, которую вы мне давали читать…

В дверях палаты появляется повар с огромной корзиной.

— Господин старший врач приказал мне сопровождать вас, ваша милость, — говорит повар, обращаясь к женщине.

— Ну вот,— разочарованно говорит Маклай, махнув рукой, с детски обиженным видом останавливаясь посредине палаты. — Ну хорошо, идите к моим драконам, заставьте их хранить мой клад. И купите где-нибудь на Джордж-стрит обыкновенный глобус. Я сам все не куплю, а его я обещал в подарок Каину.

— Иду, иду, — откликается Робертсон. — Хоть к драконам, хоть к злым волшебникам, раз это нужно для вас.

— О, добрая фея, — радостно смеясь, шутит Маклай.

Она берет со стола шкатулку с медальоном и прячет ее в свой ридикюль.

Повар, как солдат, делает поворот кругом и выходит из палаты вслед за Робертсон.

— Ушла! — Маклай плотно притворяет дверь и, подойдя к постели, вытаскивает из-под матраца папку с бумагами. — Ну, теперь я успею поработать, пока фея не превратилась в дракона!

Он начинает писать. На бумаге видны уже написанные ранее строчки:

«Н. Н. Миклухо-Маклай.

Путешествия. Т. I и II. (План издания.)

Новая Гвинея, по островам Океании, Индонезия, Малайский полуостров…»

Вдруг Маклай бросает карандаш и хватается за лицо. Он растирает пальцами левую щеку, как бы пытаясь унять сильную боль.

— Проклятая невралгия, — сквозь зубы говорит он и, быстро овладев собой, продолжает свои заметки.

* * *

Маргарита Робертсон стоит на крыльце коттеджа, окруженного пальмами и густыми кустами. Невдалеке от нее — повар с огромной корзиной — еще пустой, как это кажется на первый взгляд.