Она выдернула одну руку из волос Пола и запустила в свои собственные. Ее особые шпильки для волос, переделанные из старомодных стальных шляпных булавок, были с резными костяными головками; их было легко обнаружить. Прежде чем она успела завершить свой замысел, Пол отпустил ее и вскочил на ноги.

— У вас самый гадкий рот, который я когда-либо встречал у женщины! — заорал он. — Вы что, не в своем уме? Зачем вы хотели проткнуть меня этой иглой, когда я был… Хотя бы знали, что я мог бы убить вас!

— Не преувеличивайте. — Жаклин пригладила взъерошенные волосы. — Вы чуть было меня не сломали. Но я не виню вас, мне не следовало провоцировать вас на это, а затем охладить ваш пыл едким замечанием. Однако я сомневаюсь, что вы способны на решительные действия. Возможно, наставить мне немного синяков… Садитесь, Пол. Где ваша водка?

Он сел на кушетку рядом с ней и спрятал лицо в руках.

— Я прошу прощения. Вы правы. Я никогда бы… Но вы не могли об этом знать. — Он опустил руки; белые отпечатки от его пальцев горели на висках и щеках, прежде чем кровь прилила к ним, чтобы стереть с лица. — Вы думаете, что я убил Катлин.

— Я никогда не говорила этого!

— Она думала… — Он не смог закончить; слова душили его.

— Именно поэтому я пришла, чтобы обсудить, что Катлин думала. Вам должно стать намного лучше теперь, когда вы спустили часть пара, — продолжала Жаклин нарочито безжалостно. — Вот. — Взяв бутылку наугад, она плеснула часть ее содержимого в стакан.

— Мне не надо этого.

— Может быть, вам не надо, зато я хочу выпить. — Жаклин подкрепила слово действием. — И чем вам не понравился мой рот?

Его напряженные губы смягчились. — Ну вы и штучка, Жаклин Кирби. Единственное, что не так с вашим ртом, так это слова, которые вылетают из него. Во всех остальных смыслах трудно желать лучшего.

— Прекрасно. Хочется думать, что поцеловать меня вас побудила похоть. А не оскорбительная попытка изменить мое мнение о вашей персоне в лучшую сторону.

— Похоть сыграла здесь большую роль. — Пол положил голову на подушку. Теперь, когда защитная оболочка сползла с него, Жаклин увидела, каким уставшим он выглядел: черные круги от бессонницы под глазами и резкие тени, обрамлявшие выдающиеся скулы на его лице. — Вы женщина, которую хотят, миссис Кирби, — у вас свой, редкий шарм. И… «Я был верным тебе, Цинара, в некоторой степени».

«В течение семи лет?» — Жаклин подумала, но промолчала. Динара, ну конечно же, читай «Катлин». «В некоторой степени» — читай: «Как хочешь, так и понимай».

— Это, должно быть, трудно, — заметила она. — В особенности с тех пор, когда вы обнаружили, что Катлин жива. Как вам удалось это узнать?

Его глаза были закрыты. Густые, колючие ресницы чернели над впалыми глазницами.

— Думаю, так же, как вам и другим, — произнес он. — Катлин написала мне письмо.

— Я получаю много писем. От множества сумасшедших людей, удивительное количество которых верит в то, что не является правдой. Как вы узнали, что именно Катлин написала его?

— Внутреннее чутье. — Тонкие губы Пола насмешливо искривились, но он не открыл глаза. — Знаете, я не всегда был садовником. Я имел кандидатскую степень по истории и преподавал несколько лет в Нью-Йорке. Я знаком со всеми этими техническими терминами типа «доказательство, лежащее в самом документе». Полагаю, вы хотите посмотреть письмо.