В середине следующего квартала она подогнала машину к тротуару, игнорируя надпись «нет остановки», и посмотрела назад. Не было никакого признака преследования. Удовлетворенная, она проследовала в следующий квартал и обнаружила полулегальную парковку перед книжным магазином. Но ее добрые намерения оказались бесполезными; дверь была закрыта, окна неприветливо темнели, а поспешно намалеванная надпись объявляла, что неожиданно возникшая чрезвычайная ситуация заставила владельца покинуть свое заведение на несколько дней.

Жаклин все равно постучала. На ее стук не последовало ни ответа, ни даже мяуканья Люцифера. Она опустилась на четвереньки и открыла кошачью дверь.

— Я приехала извиниться, Джан, — позвала она через дыру. — Вы дома?

Если Джан и слышала ее, то у нее не было настроения для разговора или приема извинений. Жаклин встала и отряхнула от пыли колени. «Я попыталась», — сказала она себе.

К тому времени, когда Жаклин остановилась на автозаправочной станции и прокралась по проходам супермаркета, внимательно наблюдая за людьми, которые не выказывали интереса к бакалее, она решила, что могла бы безопасно проследовать к месту встречи. Просмотрев почту, Жаклин не нашла ничего примечательного, даже очередного послания от «друга правосудия». Подумать только, «друг». Она готова была держать пари, что настоящая, точная форма существительного — «подруга».

Когда Жаклин вытолкнула свою тележку из магазина, у нее перехватило дыхание, и она на мгновение остановилась. Закатное солнце прорвалось сквозь низко лежащий слой облаков, заставив их засиять огнем, как если бы в них отразилось пламя огромного пожара, бушующего на склонах гор. Пурпурные облака плыли, гонимые усиливающимся ветром.

Когда она поехала на запад, в зловещее пламя света, солнце опустилось за горы и ночь обхватила дорогу своими длинными черными пальцами. Жаклин пришлось бы больше по душе, если бы мать-природа выбрала другой вечер для того, чтобы разыграть такой эффектный спектакль.

Узкую боковую дорогу окутала темнота, но свет отмечал съезд на подъездную аллею к жилищу Пола. Длинный, плоский и низкий дом протянулся как лежащий на отдыхе зверь: дымоход мог быть настороженным ухом, а ряд освещенных окон вызывал неприятное сравнение с обнаженными в ухмылке зубами.

Когда она вылезла из машины, парадная дверь открылась. Если это попытка изобразить жест дружеского приветствия, то она провалилась; высокая, широкоплечая фигура, стоявшая в дверном проеме и напоминавшая силуэт, вырезанный из черной бумаги, производила угрожающее впечатление. С близкого расстояния Жаклин могла рассмотреть дом лучше. Он был построен в стиле модерн из местного камня, без всяких украшений, его очертания не смягчались цветами или кустарником. Не такая уж хорошая реклама для его бизнеса. Но, может быть, он устал разбивать сады для других.

Его приветствия были совершенно традиционными.

— Так приятно, что вы приехали. Надеюсь, вы без труда нашли мой дом.

— Это единственный дом на дороге, — ответила Жаклин, первой переступив порог.

— Итак, что вы о нем думаете? Я построил его сам.

При первом же взгляде на обстановку Жаклин поняла, что в этом доме не ступала нога ни одной женщины. Он был скромен монашеской простотой — белые стены, голые полы, никаких украшений или рисунков и только самая необходимая мебель. На дальней стене было единственное окно. Последний, разлохмаченный лоскут закатного света разбивал прямоугольную темноту, обрамленную рамой окна. Оно выходило на юго-запад — по направлению к лесной прогалине и памятнику.

— Вам бы не помешали занавески, цветы, портьеры, коврики…

— У меня нет времени для этой мишуры, — кратко сказал Пол.