Более того, все, что происходит, а также все, что не происходит с каждым из нас, основано на несокрушимых закономерностях и не бывает здесь никаких случайностей. В эту пропасть лучше не засматриваться, но нет сил удержаться от искушения.

Если задаться заведомо недостижимой целью — проследить и прощупать всю цепь причинно-следственных связей любого, даже самого ничтожного события, то мысль человеческая, в теории, неизбежно должна дойти до того исходного момента, когда был сотворен зримый мир. Другой же конец этой логической цепи, по той же теории, теряется в апокалиптическом огне.

Стало быть, нет на земле ничего ничтожного и маловажного, все пронизано и одухотворено неким высшим смыслом, постичь который ум не в состоянии, а потому оставим это ненужное занятие и с легким сердцем вернемся в реальный мир. Но и тут ждет нас недоумение, как только начинает мысль ощупывать этот самый реальный мир — он вдруг теряет осязаемую плотность, уходит меж пальцев, ускользает… Где та реальность, что была год назад, да что там год, — минуту назад!.. Да ведь ее уже нет нигде, была да сплыла, протянул руку и схватил — пустоту, призрак.

Только память, только образ, только чувство…

Часть шестая

Глава 1

Виртуальная реальность

А Родионов все никак не мог… как-то распались время и пространство и он потерял свое место…

Он не мог бы сказать точно, где он теперь находится и который теперь час… Два первые вопроса, которые приходят в голову…

А Родионова допрашивал в отдельном кабинетике улыбчивый следователь в белом халате, притворяясь добрым и обаятельным. И вообще, все здесь было лживым, ненастоящим, притворяющимся…

Кроме, разве что никелированного пыточного инструментария, поблескивающего в стеклянном шкафу за спиною у следователя.

— Фамилия.

— Родионов Павел Петрович. Литератор. Дубль два…

«Эх, зачем было про дубль два!» — досадовал Павел, понимая, что проговорился, что нельзя, никак нельзя этого делать.

«Но военной тайны не предам!» — твердо решил он и стиснул зубы, не в силах оторвать взгляда от инструмента для пыток, нарочно выставленного напоказ. Но не совсем напоказ, а только малой частью… Все остальное скрыто было там же за белой занавесочкой. «О, они тонкие психологи!» — вынужден был признать он.

— Возраст.

— Двадцать семь.

Следователь задумался, глядя на Пашку чуть выпученными бараньими глазами, а затем сказал с укоризной:

— У вас фамилия крепкая — Родионов. Сильный род. А вот имечко подкачало. Такое слабое, вялое, вырожденческое имя — Павел. Паша…

— Не ваша забота, — огрызнулся Павел.

— Не наша забота, не наша забота, — задумчиво повторил следователь и, усыпив таким образом бдительность Родионова, стукнул изо всех сил кулаком по столу, вскочил с места и заорал, багровея от собственного крика:

— А зачем старуху-то? А? Старуха-то здесь при чем?!

— Старуха-то здесь при чем? — отчаянно заорал и Павел прямо ему в глаза. — А при том, что никакая это вам не старуха! Это идея! А всякая идея питается кровью и человечиной, да будет вам известно!..

— Да будет нам известно?.. Да! Будет нам известно. — твердо сказал следователь, опускаясь на место.

— Но это не я ее… Я не убивал. Она сама…

— Так-так… Сама, стало быть… Как унтер офицерская вдова. Сама умерла, сама себя высекла… А это что?! — следователь выхватил из нагрудного кармана смятый листок, весь в бурых пятнах кошачьего помета и показал издалека Павлу, опасаясь, как бы тот не выхватил из его пальцев вещдок и не съел.