— Позвольте поинтересоваться, — Пашка протянул руку и получил просимое. Книгу свою он увидел впервые и оттаявшее чувство тщеславия приятно пощекотало его самолюбие. — На вид вполне ничего книга, да и название неплохое, — похвалил он сам себя.

— Название так себе, — охладила его собеседница. — Вы бы почитали, что внутри. Такого нагородил, действительно свихнуться можно. Я и не удивляюсь…

— Ну-ну-ну… — подзадоривал ее Пашка.

— Конечно, человек не без способностей. Но дремучий! Все с ветряными мельницами воюет… Ужасный консерватор.

— А что там по-существу? — спросил Родионов, оглядываясь на дверь. Больше всего он боялся теперь того, что войдут сослуживцы и помешают разговору. — Что-то такое я слышал про эту повесть…

— Да по-существу бред. Там у него борьба мировоззрений. На фоне несчастной любви. Молодая русская девушка с американской мечтой. Мечтает о красном мерседесе, а он все воюет с ней, цепляется, канючит. Что плохого в красном мерседесе. Нормальная, здоровая мечта…

— Может быть, у него как-нибудь иносказательно там?..

— Это да. Именно все иносказательно. Концептуальная, скучная проза. Она, эта любовь его несчастная, как бы образ России. Россия, обольщенная Западом. Захваченная бандитами. Она там бандиту как бы принадлежит… И вот они несутся вместе с этим бандитом на своем мерседесе, на своей американской мечте, ну и врезаются, не вписываются, так сказать, в крутой российский поворот… Какой-то там внутри мерседеса главный мафиози расшибается в лепешку, Сыч какой-то… Ну и она вместе с ним. А в конце подрастает девочка Надежда, в Бога верит… Дескать, новая Россия…

— Мне сюжет нравится, — задумчиво сказал Родионов. — Если это еще и хорошо написано, художественно, изобразительно…

— Это написано прежде всего злобно по отношению к новой жизни. Я же вам говорю, консерватор ужасный. Даже Грыбова там критикует, не говоря уже о Малевиче.

— На Грыбова замахнулся? — удивился Пашка.

— Деревенщина, — выругалась дама. — Все никак вытравить не можем из людей.

— Да, люди ужасны, — согласился Родионов. — И ведь до чего дошли! Я нынче в одной московской газете вычитал, что в одном и том же доме, одни и те же квартиры стоят по-разному. Те квартиры, чьи окна выходят на памятник, который недавно установил на Кутузовском Грыбов, помните этот выразительный монумент?

— Да-да. «Безобразная красота страдания». Ну и что же?

— Так вот квартиры, окна у которых выходят на этот монумент, стоят ровно в два раза дешевле, чем те, откуда монумент не виден. Памятник, конечно страшен для обыденного сознания, но не настолько же…

— Не понимают, — сокрушенно сказала дама. — Им Васнецова подавай, Репина… Всегда-то мы на два шага позади цивилизации. Взять ту же Пасху и тут мы на целую неделю отстаем от всей Европы. Все за старый стиль держимся…

— То же самое и по радио сегодня говорили, — задумчиво произнес Родионов. — А самого главного не сказали, как всегда. Думаю, что и не скажут…

— Что вы имеете в виду? — заинтересовалась собеседница.

— Огонь-то к ним не вышел, хоть они и встретили, — сказал Родионов.