- Андрей Иванович, никому я не нужен и не понадоблюсь. Исчезну, и на моё место тут же придут десятки других, ни в чём мне не уступающих. Только я ведь серьёзно говорю, если и есть от меня какая польза, так она в другом.

    - Ой, гордец! - хлопнул себя по тощим ляжкам Ушаков. - Я тебе, шельмецу, першпективы выдвигаю, а ты мне резонами бросаешься. Ладно, других найду, но от службы моей ты не отвертишься. Хлебай полной ложкой, фон Гофен.

    Я облегчённо вздохнул. Пронесло.

    Карета подъехала к зданию Тайной канцелярии, где нас встречал чиновник с встревоженным лицом. Он мял шляпу в руках и скорбно закатывал глаза. По всему было видно, что мужчина пребывает в расстроенном состоянии духа.

    Гайдуки, спрыгнув с коней, опустили подножку кареты, и Ушаков вальяжно ступил на землю.

    - Привет, Кононов. Вид у тебя, Михайла Кузьмич, странный. Стряслось чего?

    - Андрей Иванович, прости Христа ради! Беда у нас приключилась, - по-бабьи запричитал чиновник.

    - Докладывай, - велел Ушаков.

    - Не уберегли мы управляющего Сердецкого, дёрнули на дыбе, а он возьми да помри. Лекарь говорит, что со страху не выдержал.

    - Тааак, - со злостью протянул генерал. - Кто допрос вёл?

    - Я, - обречённо сказал Кононов.

    - Как же так, Михайла Кузьмич? Не впервой же колодника расспрашиваешь! - укорил генерал.

    - Виноват, Андрей Иванович. Я ж не знал, что он такой пугливый окажется. И сделать-то ничего не сделали, - стал оправдываться чиновник.

    - По совести плетей бы тебе надо всыпать, Михайла Кузьмич, да жалованья на треть лишить. Ступай, скажу опосля, как с тобой быть.

    Чиновник перекрестился на Андрея Ивановича как на икону и убежал.

    Ушаков привёл меня в знакомый кабинет, поёжился.

    - Холодно что-то тут, - пробурчал он и вызвал кого-то из караульных солдат, велев затопить печь.

    - Не судьба нам видать, фон Гофен, всю правду узнать. Я на управляющего надеялся, что он больше всех ведает, да вот незадача: умер, окаянный, ничего путного не сказав.

    - А лакеи Потоцкого?

    - Что лакеи, - махнул рукой Ушаков. - Людишки тёмные, никчемные. Уж мы их и так и эдак, всё перепробовали, а толку никакого. Куда барин уехал не знают, откуда пятаки везли, через какие таможни сказать не могут, они обоз здесь, в России, встречали. Морока одна с ними.

    - А пятаки эти фальшивые еще, где всплывали? - спросил я.

    - Нет вроде. Всё, что Потоцкий привёз, мы перехватили, на пути фальшивками он не расплачивался, чтоб не проследили, наверное. Вовремя ты приступ свой затеял, фон Гофен. Протяни немного, по всей России денежки б разбрелись. А так все до монетки в одно место под замком собраны. У меня канцеляристы употели их пересчитывая. А чтобы к пальцам ничего не прилипло, солдаты потом каждого обыскивали.

    - Получается, что шляхтичи беглые залегли на дно и прячутся от лишних глаз.

    - Выходит что так. Может, в Москве время выжидают, может, под Петербургом где. Не нашли мы их, хоть и старались, - вздохнул Ушаков.

    - А за границу не могли удрать?

    - Паспорта у них не выправлены, так что далеко им не убечь. Споймаем рано или поздно, - уверенно произнёс генерал. - Я, грешным делом, думал, мои до нашего приезда управятся. А оно вон как обернулось с управляющим. Ну да всё что ни делается, к лучшему, - философски заключил Ушаков. - Езжай к себе, фон Гофен. Сегодня ты мне без надобности.

    Я распростился с генералом и весьма довольный тем, что вторая половина дня оказалась совершенно свободной, отправился домой, но по пути остановился, вспомнив об одном важном деле.