– Но зачем ему это нужно?

– Сейчас объясню. Сначала он убеждает тебя в причастности Хомякова к убийству, а затем, воспользовавшись отъездом следственной группы, «по секрету» сообщает, что заодно они увезли и Хомякова. И ты всему веришь. Словом, Мячиков поворачивает дело таким образом, что убийца якобы найден, обезврежен и увезен, а инцидент можно считать исчерпанным. Теперь отвечаю на твой вопрос: зачем ему это нужно? Исключительно затем, чтобы притупить твою бдительность, унять, так сказать, детективный зуд, которым ты одержим, – и все из страха перед тобой, перед твоими способностями, которыми ты имел неосторожность похвалиться накануне. С той же целью он заключает с тобой договор о совместном расследовании убийства – из страха, что ты поведешь расследование в одиночку. Он полностью берет инициативу в свои руки и, не давая тебе опомниться, находит «убийцу».

– Ну хорошо, – согласился я, – пусть Хомяков – это миф, но ведь остается Бондарь! Кто он и какое отношение имеет к убийству Мартынова?

– Да никакого. Он‑то как раз и видел тебя ночью в коридоре.

– Что же произошло потом? Куда девался Бондарь и почему в его номер на следующий же день вселяется какой‑то мерзкий тип?

– Про мерзкого типа тебе тоже Мячиков сказал?

– Да, он… – Я вдруг хлопнул себя по лбу. – Семен Кондратьевич, какой же я осел! Ведь никто в тот номер не вселялся, а Бондарь как жил в нем с самого дня заезда, так там и оставался. Тот мерзкий тип и есть Бондарь. Теперь понятно, почему он так недобро косился на меня, – он видел во мне преступника!

– Отлично, Максим, – улыбнулся Щеглов, – ты делаешь успехи. Кстати, забегая немного вперед, сообщу тебе одну небезынтересную деталь. Мое появление в «Лесном» привело Мячикова в сильное смятение. И знаешь почему? Во‑первых, потому, что, памятуя о твоих хвалебных речах в мою честь, он видит во мне серьезного противника, а во‑вторых, его сказка о Хомякове вот‑вот готова лопнуть. Он отлично понимает, что я могу сообщить тебе всю правду о Хомякове, и торопится переговорить со мной наедине. А тут как раз представляется удобный случай: ты приводишь его ко мне, а сам на некоторое время покидаешь номер. Вот тут‑то он мне все и выкладывает. «Признается», что с самого начала подозревал тебя в убийстве и потому придумал историю с Хомяковым исключительно с целью дезориентировать тебя и усыпить твою бдительность, что теперь, когда выяснилась полная твоя невиновность, он искренне сожалеет и раскаивается в содеянном, боится испортить с тобой отношения и просит меня скрыть от тебя правду о Хомякове. Он слезно умоляет не становиться поперек вашей с ним дружбы…

– Хороша дружба! – вырвалось у меня непроизвольно. – И что же вы, Семен Кондратьевич?

Щеглов пожал плечами.

– Я? Да ничего. Пообещал выполнить его просьбу.

– Семен Кондратьевич! – воскликнул я недоуменно. – Да как же так!..

– Одну минуту, – остановил меня Щеглов движением руки. – Сначала выслушай меня. Я скрыл от тебя истину вовсе не из желания угодить Мячикову, а единственно из соображений осторожности. Узнай правду, ты своим поведением мог бы насторожить Мячикова, спугнуть его, заставить затаиться.