– Вряд ли.

В этом «вряд ли» было больше убедительности, чем если бы он просто сказал «нет». Я опустил автомат.

– Каким ядом был отравлен Потапов?

– Не знаю. Яд мне передал Курт, правая рука Баварца.

Я кивнул. С Куртом я уже имел честь познакомиться.

– Во что был подмешан яд?

– В одну‑единственную котлету, специально приготовленную лично мною. Она предназначалась для Артиста.

– Каким же образом эта единственная котлета попала в тарелку Потапова? Объясните!

Он беспомощно развел руками.

– Вот чего я никак не могу понять, так именно это. Ведь я сам видел, как порцию с той котлетой Артист самолично взял с раздачи.

– Артист… – я растерянно посмотрел на него. – Вы уверены?

– Абсолютно! На все сто! Я сам положил злополучную котлету в его тарелку. Сам!

Да, было от чего свихнуться.

– Вы лично знакомы с Артистом?

– Лично – нет, но неоднократно видел его здесь и наслышан о его мерзких делах.

– Как он выглядит? – быстро спросил я, подавшись вперед. – Кто скрывается под этим прозвищем?

Он не успел ответить. В дверь кто‑то гулко забарабанил.

– Откройте! – грубо потребовали снаружи. – Эй, кто там? Что за дурацкие шутки? Ты, Харитон? Хорош борзеть, старый хрен, открывай!

– Что случилось? – услышал я спокойный голос Баварца.

– Да Харитон заперся. Подлюга! Небось бормоты налакался…

– Девчонка с ним?

– А я почем знаю!

Послышался негромкий стук в дверь.

– Макар Иванович, будьте так любезны, откройте, пожалуйста, дверь, – чуть слышно произнес Баварец.

Катя инстинктивно прижалась ко мне.

– Я боюсь! – прошептала она, вся дрожа.

Харитонов напрягся и сжал кулаки, его толстая, мясистая шея стала багровой.

– Я не дам вас в обиду, – храбро шепнул я девушке в самое ухо. Я почувствовал такой прилив отваги, что готов был сразиться с целой армией Баварцев, Куртов, Утюгов, Сундуков, Смурных и им подобной нечисти. Мне вдруг стало ясно, что чувствовали средневековые рыцари, идя на подвиги ради прекрасных дам.

– Слышите, Макар Иванович? – снова произнес Баварец. – Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам. Откройте дверь, или я прикажу стрелять.

Я взглянул на дверь. Она была обита листовой жестью, но автоматная очередь наверняка прошьет ее насквозь.

– Ну нет, – процедил сквозь зубы Харитонов и решительно шагнул к двери, – достаточно я совершил подлостей в этой жизни. Хватит!.. Слышишь, Баварец? Убирайся прочь и забери свое шакалье! Девушку я вам не отдам – и точка!

Баварец оказался терпеливее, чем я думал.

– Зря вы так горячитесь, Макар Иванович. Я ведь все равно войду, если потребуется, вы же меня знаете.

– Знаю, – глухо произнес Харитонов, – на свою беду.

– А беды может не случиться, если вы будете благоразумны. Давайте жить в мире и согласии, а, Макар Иванович?

– Да что ты с ним цацкаешься, Баварец! – нетерпеливо проревел кто‑то из‑за двери. – Только моргни – и я шарахну по этой скорлупе из своей пушечки – одни щепки полетят!

Харитонов резко повернулся к нам. Глаза его светились решимостью и покорностью выбранной судьбе, страха в них не было в помине.

– Уходите! – чуть слышно шепнул он и махнул рукой в сторону люка, из которого я появился четверть часа назад. – Быстрее!

– А вы? – спросил я, кидаясь к люку и увлекая девушку за собой.