|
О. завбольницей) перекрестилась:
— Господи, сколько ж этих змеев-то!
— Да уж, — посмеялся Гробовский. — Хватает… Умм… Молодец, Аглаюшка. Вкусно!
— А убийцы? — Иван Палыч покусал губу. — Сильвестр же — из них?
— Убийцы? — отпив чай, Алексей Николаевич помотал головою. — Эти никогда высшего места не занимали. Все же убийство православного — тяжкий грех! Чего им гордится? Кровопролитие особо не уважают… Хотя, коли из «воровской чести» или, опять же — для форсу… Тут поймут. Мало того — одобрят. А кто такой Сильвестр, нам бы получше прояснить надобно…
— Так ты ж, вроде, телеграфировал! — вспомнил вдруг доктор. — По отпечаткам пальцев.
— Я-то телеграфировал, но дело-то не я веду!
Иван Палыч приподнял брови:
— А кто же?
— Судебный следователь! — покровительственно улыбнулся Гробовский.
Впрочем, тут же пояснил:
— Понимаете, я — сыскарь, я ищу. Ловлю фартовых! А следователь потом — расследует. Бумажку к бумажке подгоняет, чтоб на суде дело не рассыпалось. А то знаете, у нас там присяжные заседатели… поверенные… При желании самого чёрта оправдают!
Поручик неожиданно рассмеялся и искоса глянул на доктора:
— Это я, Иван Палыч, к твоему случаю со шпионством.
— Разобраться бы сперва с Анной!
— Разберемся… Мне срочно бы в город, на телефон, — вдруг засобирался Гробовский.
Артём дёрнулся:
— Я подкину!
— Ну, разве что — до станции… Не забывай, Иван Палыч, о контрразведке!
* * *
Ночь прошла тревожно, доктор почти не спал. Всё думал об Анне. О том, правильно ли он поступил, рассказав все полиции. А под утро опять стало хуже Василию…
И снова нитроглицерин, морфий.
Если так пойдёт — вполне можно и потерять парня.
«Почему же стало хуже?»
Тоны сердца, и без того глухие, теперь путались, пульс скакал — то нитевидный, то пропадал. А ведь должны были стать ровнее.
«И стали! Когда дал лекарство. А теперь…»
Передозировка? Дигоксин копится в организме медленно, у детей чувствительность выше. Но ведь все расчитал! Перепроверил на несколько раз!
Может, гликозиды нагрузили клапан сверх меры? Сокращения сильнее, но клапан не справляется, застой растёт? Нет. Судя по тонам сердца — не то.
Ждать. Как бы тяжело не было — ждать. Именно что дигоксин копится — и нужно время, чтобы добиться нужной концентрации. Рисковано. Но… Иного выбора нет.
Гробовский явился к обеду, весь из себя довольный. Уселся в смотровой, деятельно потёр руки:
— Ну, что, Иван Палыч, приступим? Вот тебе конвертик… Вручишь Сильвестру… прямо в руки! Если тот что спросит, всё подтверждай. И ничему не удивляйся! И не бойся ничего — мы рядом будем.
Доктор послушно сунул в карман конверт с надписью — «Сильвестру, ротному». Усмехнулся:
— Он что же, ещё и ротой командовал?
— Ротой, ротой… да не простой, — хмыкнул поручик. — Не простой, а «золотой»! Занимались вымогательством денег у других воров. И много кого обидели… А Сильвестр был у них «капитаном». Думаешь, зря он в Зарном сидел? Эх, всё же хорошо, что мы в деревне! Не так-то легко скрыться.
* * *
Быстро темнело. Пошел снег. Свет мотоциклетной фары выхватил из сгущавшейся тьмы закопченные стены обгоревшей церкви.
Заглушив двигатель, доктор слез с мотоцикла. Походил взад-вперед, чтобы не замерзнуть, прислушиваясь к каждому звуку. |