Ингвар стоял спиной к бойнице, не глядя на поле, и спорил с Малом о возможных действиях неприятеля. Оба сходились в одном: враг атаковать пока не будет.

— Княже, — раздался за спиной голос Лисы, — взгляни на поле, они строятся для битвы или штурма.

— Не может этого быть, — поворачиваясь к бойнице, произнес Ингвар. — Они что же думают, что я выйду в поле с дружиной, чтобы принять честную смерть, и тем самым открыть им врата Новгорода. Не будет этого!

Из рядов врага, уже готового к бою, выехал огромный всадник и, подняв обе руки, показывая новгородцам, что он безоружен, направился в сторону городских ворот. Подъехав на расстояние полета стрелы, он остановился и стал ждать.

— Я поеду к нему и узнаю, чего он хочет, — громко сказал Мал.

— Нет, тысячник. Ты к нему не поедешь, — отозвался Ингвар, — если они задумали атаковать, то хотят выяснить, в городе я или уже сбежал. Я сам поеду и раздразню их. Этот штурм должен состояться в ближайшие часы, тогда у нас будет шанс на победу. Они полезут на стену и забудут про свой тыл, а туда ударит Ратибор. И значит, мы должны отражать все атаки, пока не придет дружина. Мне нужно их спровоцировать. Вели приоткрыть ворота, — уже спускаясь вниз, бросил Ингвар, — и всем арбалетчикам взять на прицел всадника и ряды неприятеля. Пойду дразнить зверя.

— Уже сделано, княже, хоть сейчас можем превратить его в ежа, — отозвался Мал.

Ингвар спокойно сидел в седле верного Черена перед поднятой стальной решеткой. Ворота были еще закрыты, но воины уже сняли запоры и готовились приоткрыть одну створку.

— Давайте, — скомандовал князь и неторопливо ударил задниками сапог в бока черного коня, давая тому приказ неторопливо двигаться вперед.

Створка раскрылась ровно настолько, чтобы пропустить Ингвара, и осталась в этом положении. Проезжая этот проем, Ингвар ощутил противный липкий страх, ползущий по спине. Ведь не каждый день выезжаешь из-под защиты надежных стен в одиночку, против двадцатитысячного войска, желающего только одного. Твоей смерти.

Спокойным шагом конь вез князя к застывшему в ста пятидесяти шагах от ворот всаднику. Приблизившись на десять шагов, Ингвар остановил Черена и стал ждать начала разговора. Он не случайно отдал инициативу своему противнику, чтобы самому не говорить, а только отвечать. И отвечать так, чтобы противнику оставалось только одно — начать штурм. Злость, как известно, плохой советчик, и чем больше ошибок допустят атакующие, тем больше шансов будет у новгородцев.

— Ты князь Ингвар Рюрикович, что в Новгороде сидит? — наконец подал голос его оппонент, с ног до головы закованный в металл. По сравнению с ним, броня Ингвара выглядела летней рубашкой.

Ингвар кивнул. Пока он решил не подавать голоса, тем самым, еще больше разозлив своего собеседника.

Меж тем гора железа продолжала:

— Я сын Рогволда полоцкого, Лейф, и сейчас под стенами твоего города стоит двадцатитысячное войско. Твои десять тысяч ничего не смогут поделать с лучшими ратниками трех народов. Скоро я начну приступ, и никто в городе не уцелеет. Я говорю это для того, чтобы ты понял, твои часы сочтены, и будет лучше, если ты найдешь гибель на поле боя и не увидишь того, что станет с городом, когда он падет. Я вырежу всех, даже собак новгородских, и буду править здесь. Именно этот город и эти земли отдает мне отец.

— А теперь послушай меня, собака урманская, — спокойно ответил Ингвар, — ты долго и красиво говорил. Я же скажу все быстро и без красивых слов. Когда ты будешь умирать от моего меча, а я постараюсь, чтобы ты умирал долго, наматывая на кулак свои кишки, оглянись на поле боя, может, на нем уже не будет твоей банды разбойников и грабителей.