Дружина преклонила колено перед Перуном и Ингваром, затем поднялась, ударила оружием о щиты в знак согласия и одобрения и начала таять. Медленно растаяли мечи и копья, шлемы и люди, остался только Ерема.

— Прости за все, князь, и прощай, — он подмигнул Ингвару и пропал.

— Ну, вот и все, — сказал Перун, — я успел вовремя. Сегодня или завтра они бы доделали свое скорбное дело. А теперь спи и выздоравливай. Завтра принесут весть, которая тебя не обрадует, гонец уже в пути.

И фигура могучего бога распалась на клочья тумана. Ингвар стоял на одном колене посреди своей горницы, сил на то, чтобы встать не хватило. Он завалился на бок, и последнее, что он успел сделать перед тем, как уснул, это вытянув руку, схватится за рукоять меча, изготовленного Людотой, который Ярослава заботливо положила рядом с его ложем. В таком положении его и застало утро. Ратник, что дежурил у дверей, заглянул внутрь, увидев князя лежащим на полу с мечем в руках, поднял тревогу. Вместе с Ратибором стражники подняли Ингвара и заботливо положили его на кровать, удостоверившись, что князь не убит, а крепко спит. Обыскали комнату. Не обнаружилось ни следов борьбы, ни признаков того, что здесь кто-то побывал. Но Ратибор с изумлением заметил на лице князя здоровый румянец, а ведь за последнюю неделю это лицо превратилось в белое полотно: кожа стала прозрачной, и через нее можно было разглядеть кости черепа. Тут же послали за лекарем. Тот явился через пять минут. Осмотрев Ингвара поверхностно, он снял с худого тела князя нательную рубаху. Размотав тряпицу, которой была перевязана рана на груди, старик вздрогнул. Рана, которая еще вчера гноилась, затянулась. Большой толстый свежий шрам пересекал грудь князя с левой ключицы до ребер правой стороны.

— Ничего не понимаю, — замотал головой старик. — Такого не может быть. Я конечно знал, что на нем все раны заживают как на волке, но чтобы за одну ночь?!

— Это знак богов, — проговорил один из ратников. — Князь Ингвар отмечен Перуном, и тот не дал своему сыну умереть.

— Хватит болтать, — прикрикнул на него Ратибор. — Быстро беги на кухню: пусть готовят все блюда, которые любит князь. Все самое лучшее. Сдается мне, что он проснется очень голодным. — Вой выскочил из горницы со скоростью стрелы, выпущенной Позвиздом. — Ты же, — сказал Ратибор, обращаясь ко второму гридню, — беги и разбуди княгиню. Скажи ей, что князю лучше.

Ратник кивнул и умчался с не меньшей, чем у товарища, скоростью. Известие, что князь почти здоров, мгновенно облетело терем, а затем и весь Новгород. Уныние, которое охватило всех обитателей кремля и города из-за тяжелого состояния Ингвара, схлынуло, как речная волна.

Полились оживленные разговоры, служанки стали вновь заигрывать с княжескими отроками. На базарной площади снова установили помост для скоморохов. В трактирах зазвучали песни, из-за столов раздавались здравицы князю и княгине. Город оживал и стал готовиться к грандиозному пиру. Прямо на улицы выносили столы, во дворах жарили целиковых бычков и барашков, запекали кур и перепелов, на столах появлялись сбитни и бочонки с медовухой.

Именно в этот момент Ингвар открыл глаза. Рядом с его ложем сидела заплаканная Ярослава. За ее спиной стояли Ратибор и Гостомысл.

— Ну, княже, как ты себя чувствуешь? — спросил воевода.

Ингвар внимательно изучил их счастливые лица, проанализировал свое состояние и честно ответил.

— Очень голодным.

В горнице разразился такой приступ смеха, что в окнах задрожала слюда. Вскоре смех стих, и воевода абсолютно серьезным голосом спросил:

— Сюда, князь, велишь подать или умоешься и до трапезной дойдешь?

— Умыться и в трапезную, — сказал Ингвар.