Обычная пара, прежде ни в чем противозаконном замешаны не были. На учете в наркологическом и психоневрологическом диспансерах ни он, ни она не состояли. Послеродовых осложнений, включая депрессивное состояние, у погибшей не диагностировано – в деле имеется медицинское заключение. У несовершеннолетнего Максима Рогова никаких отклонений в развитии не отмечалось, ребенок родился здоровым. Однокомнатная квартира, в которой произошло преступление, – последовал адрес, – находится в собственности Михаила Рогова. Была приобретена по программе ипотечного кредитования. К настоящему моменту кредит полностью выплачен. Роговы находились в официальном браке, поженились в прошлом году. Материальное состояние – стабильное. Конфликтов и скандалов, по свидетельству соседей и родственников, не было.
– Получается, никаких видимых причин для самоубийства. Ребенок здоровый, брак официальный, проблем с жильем и деньгами нет. Живи да радуйся.
Все как у Жанны. Прекрасная семья и бессмысленное самоубийство.
– Похоже на то. По свидетельству мужа, никаких изменений в поведении и настроении жены утром он, уходя на работу, не заметил. Хотя произошло все почти сразу после его ухода. Он вернулся меньше чем через четыре часа, и к тому моменту вода в ванне уже успела остыть.
– То есть она поцеловала мужа на прощание, закрыла за ним дверь, набрала тепленькой водички в ванну и…
– Примерно так. Вероятно, это было спонтанное решение, спровоцированное чем-то, о чем следствию пока неизвестно.
– Может, она узнала, что муж ей изменяет? – спросила я, хотя сама ни капли в это не верила.
– Все возможно. Хотя опрошенные утверждают, что Рогов – примерный семьянин, любил жену и сына. Крайне тяжело переживает трагедию, родственники по очереди остаются с ним – боятся, как бы не последовал примеру жены.
– Но почему тогда?! Рустам, не понимаю, что могло случиться с этой Роговой, чтобы она… как Жанна…
Я задохнулась, не находя слов и силясь понять, зачем эти женщины обрекли себя и собственных детей на смерть, а своих родных – на бесконечные страдания. Что настолько ужасное должна была им сделать эта жизнь, чтобы они отринули ее от себя и не дали вырасти собственным детям?!
Пока мы говорили, я сидела на угловом кухонном диванчике, забравшись на него с ногами. Передо мной стояла чашка чаю, который давно остыл, и вазочка с клубничным вареньем, сваренным в год смерти Жанны и Даши. Варили его, как обычно, мама с сестрой. Мама знала кучу рецептов, и Жанне нравилось вместе с ней закрывать на зиму компоты, мариновать огурцы с помидорами, делать борщи и лечо, варить варенье и желе на всю нашу семью.
…Вот мама перебирает ягоды или яблоки в большом тазу, отмеряет нужное количество сахарного песку. На ней любимый фартук в желтую клетку, волосы убраны под косынку. Рядом Жанна – тоже в переднике и косынке – тщательно помешивает густое ароматное варево, которое томится на плите, ложкой с длинной ручкой. На столе – книга рецептов, открытая на нужной странице, но туда никто не заглядывает. Мама всегда предпочитала готовить «на глазок».
Все готовилось в стратегических количествах, закатывалось в банки и хранилось в подвале родительского дома. Илья шутил, что в случае зомби-апокалипсиса или другого катаклизма голодная смерть нам точно не грозит.
Эти домашние заготовки и сейчас там, в подвале дома. Целые полки, уставленные рядами банок. Есть их некому. Пополнять запасы – тоже.
Мама вечно пыталась отправить мне в Казань всего-всего, но я не хотела возиться с борщами, да и соленья-маринады не слишком люблю. Поэтому брала только варенье. Никто не умел варить его так, как мама с Жанной.
Все это мгновенно вспыхнуло в моей памяти. Боль потери никогда не пройдет, нечего и надеяться. |