– Все, хватит, хватит! Ты уже отрубил ей башку!

    – Да?! – не поверил Гавейн.

    Перси оказался прав. Большущая голова крокодилы с разинутой пастью и вывалившимся языком была отделена от туши и откатилась в сторону.

    – Ух! Елы-палы!

    Бородач вытер обильный пот, оросивший лоб и шею.

    – Что ж это было-то? – воззрился на красавчика.

    – А Хонсу его ведает, – огрызнулся блондин, тоже порядком упревший. – Знаю одно. Пора сматываться, пока эти парни не пришли в себя.

    Кивнул в сторону посетителей трактира. Некоторые из них уже начали подавать признаки жизни.

    Гавейн не мог не признать правоту соратника. И впрямь следовало мазать пятки жиром. Лишняя шумиха им не нужна.

    Эх, вздохнул он. То ли дело в прежние времена. Уж они-то постарались бы, чтоб этот подвиг не остался незамеченным скальдами. Особенно Перси, любивший слушать ярмарочные небылицы о своих похождениях.

    Подхватив пожитки (причем хозяйственный Гавейн не преминул сунуть в узлы с вещами и пару плохо лежавших караваев хлеба, окорок и полголовки сыру), рыцари метнулись вон.

    На пороге Парсифаль оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на поле битвы. И едва не споткнулся о порог.

    – Что за дерьмо?! – выругался юноша.

    – Чего стал столбом, олух?! – дернул его за плечо здоровяк и тоже невольно глянул в зал. – Твою мать!! А где же ОНА?!

    На том месте, где еще мгновение назад лежало поверженное чудовище, сиротливо валялось… осиновое полено.

    – Вот и я о том же… – пожал плечами Парсифаль, выходя из разгромленного увеселительного заведения на улицу.

    Не успели они отъехать и полмили, как услышали за спиной спорый топот. Гавейн порывисто обернулся, машинально хватаясь за меч.

    Преследователь (если он действительно гнался за рыцарями) был один.

    Здоровяк прищурился и с ухмылкой снял руку с оружия. Опасаться такого?..

    Это был парень, на вид чуть моложе Перси и такой же смазливый. Только не белокурый, а шатен. Открытое лицо светилось тем восторженным удивлением, какое еще не умеют скрывать едва-едва входящие в пору мужественности отроки.

    – Стой! – резко велел юноше блондин.

    Крепыш удивленно вздел брови. И какая муха укусила красавчика? Ужели признал в одиноком путнике достойного соперника?

    Молодой человек повиновался приказу.

    Эге, а конь-то у него недурен, прикинул Гавейн. Такому впору и на патрицианских конюшнях обитать. Как видно, парень не так прост. Хотя по одежде не скажешь. Широкополый балахон с капюшоном, похожий на те, которые носят христианские монахи. Только цветом не черный и не коричневый, а зеленый.

    – Тебе чего надобно? – насупился Парсифаль.

    – Хочу поклониться вам, люди добрые, за то, что спасли меня и остальных добрых людей от медведя!

    Воины переглянулись. О каком медведе идет речь?

    – Ты часом не путаешь, дитя мое? – с пренебреженьем вопросил блондин.

    «О дитем назвал. Точно, нервничает».

    – Так все видели, – развел руками отрок. – Громаднейший медведь в три человечьих роста!

    – И ты видел, как мы… его… этого медведя… завалили? – путаясь в словах, а больше в мыслях, поинтересовался Гавейн.