– Значит, сохранились, где нигде! – отрезал крепыш. – Или ты думаешь, что мы врем?!

    – Побожись! – потребовал Вострец.

    – Вот те крест, – не моргнув глазом, перекрестился в ответ бритт, искренне полагая, что к его грехам это мало что добавит.

    – И как же вы его?.. – Теперь в голосе посланца князя Велимира звучало искреннее уважение.

    – Да елы-палы… – отмахнулся Гавейн. – В ловушку поймали. Яму вырыли, кольев понатыкали дубовых, дерном да листьями прикрыли – он и попался.

    – А ловили-то на что?

    – А вот на него! – ткнул Гавейн в приятеля, чей взгляд прямо-таки налился кровью от ярости. – Перси на другой стороне ямы сел да на своей дуде стал играть. Хомолюпусы, они до пастушков молоденьких особенно охочи. Чтоб, значит, и полакомиться, и всяким… грехам непотребным предаться. Ну Перси у нас, как видишь, парень собой видный, пригожий, сам и вызвался… Сперва тамошние смерды хотели кого-то из своих детишек привязать, только красавчик наш не таков, чтобы за чужую спину прятаться. Говорит, не могу допустить, чтобы дите невинное жизнью молодой рисковало!

    – И ты совсем не испугался, твоя милость? – обратился паренек к Парсифалю.

    Даже в сумерках было видно, каким восхищением горят его глазенки.

    – Ну… – пробормотал тевтон, – не без того, конечно…

    И, улучив момент, когда Вострец отвернулся, чтобы подбросить в костер хвороста, украдкой показал приятелю увесистый кулак.

    – А скажи-ка, дружище, – продолжил беседу Гавейн, когда они, усевшись поудобнее, приготовились отведать сваренного спутником блюда, именуемого «kulesh» – наваристого супа из окорока и пшена, приправленного белыми грибами. – Расскажи, что за земля эта ваша Куявия и какие люди в ней живут?

    Юноша усмехнулся:

    – Правду про вас, имперцев, ученые люди говорят, что вы и свою-то державу на глобусе показать не сможете. На службу подрядились, а куда и к кому – не знаете! А может, у нас там по улицам медведи ходят и людей почем зря чавкают?

    – Ты бы не дразнился, а рассказал все как есть, – буркнул Парсифаль, насупившись. – Языком-то всякий горазд молоть – он без костей! А то, почем знать, может, ты не то что показать не сможешь свою Куявию, а и глобуса-то приличного в глаза никогда не видал!

    – Ну это ты зря, лыцарь, – совсем не обиделся Вострец. – У нашего князя-батюшки этих глобусей три штуки в палатах белокаменных стоят. А про землю родную отчего ж не рассказать? Вам с самого начала или покороче?

    – Давай с начала, – позволил Гавейн. – Ночь длинная.

    – И то верно. Ну, добро… Значит, вначале сотворил великий бог Род, он же Патар Дий, он же Сварог, небо и землю, потом человека Пурушу и жену его…

    – Постой-постой! – встрепенулся крепыш. – Какой еще Сварог? Мы Христу молимся. И князь твой вроде тоже. И люди от Адама с Евой происходят, а не от Параш… тьфу… Пуруши твоего! И выдумали же имечко, нехристи!..

    – Не хуже твоего, милость! – отбрил молодой человек. – Не знаю даже, как ты с таким прозвищем ко двору явишься? Надо что-то придумать…

    – Что, что? – взъярился бородач.