— Анфиса рассказывала, это Корж немцам донес, когда Клавдия в отряд ушла. И за это они всю ее семью… А вы с Сергеем, получается, отомстили, да?

Со стороны группки партизан донесся слаженный гогот, и Хромов неодобрительно покачал головой:

— Вот жеребцы-то. На самом деле, Васька, за Коржом и без семьи Клавдии грехов было на целую дивизию. Но твоя правда. Я слово Клавке дал. Что достану эту сволочь.

— Значит, отец был неправ.

— Это ты о чем сейчас?

— Папа говорил, что на войне о чувствах не задумываются. Что благородство и рыцарство только в книжках бывают. А на настоящей войне все мысли и поступки заточены на то, чтобы выжить.

— Мудёр был батя твой. Воюет?

— Он в империалистическую воевал. Ему в 16 году на фронте руку оторвало. Папа… умер. Еще до войны.

— Невеселые дела. Но вот что я тебе скажу, Васька: выжить, оно, конечно, было бы очень кстати. Думаешь, кому-то помирать охота? Но! Если доведется — или-или, большинство из них, — Хромов махнул рукой в сторону продолжающих хохотать партизан, — случись выбирать между смертью, но смертью героя, или дальнейшим трусливым, жалким существованием, предпочтут первое. Парадокс? Или все-таки потому, что правда и справедливость на нашей стороне?

— Правда на нашей, — подтвердил Юрка. — А справедливость… Дядя Миша, а эту женщину, которая в избе, почему вы ее не… Пожалели?

Хромов помрачнел лицом:

— Тут так сразу и не объяснишь, Васька. Жалость и война, в принципе, штуковины несочетаемые. Но… Короче, ты особо не звони за эту историю в отряде.

— Я не буду. Звонить. Мне сейчас Сергей все объяснил. Про боевую слаженность и вообще. Вы меня простите, дядя Миша. Я хотел как лучше. Правда.

Хромов потрепал пацана за вихры:

— Извинения приняты. Но пару нарядов вне очереди по возвращении я тебе все-таки оформлю.

— Так у меня и без того все наряды на каждый день — мои, — надулся Юрка.

— А вот с этим делом будем завязывать. Хватит уже тебе под бабами ходить. Боевое крещение, считай, получил. Теперь станем делать из тебя полноценную боевую единицу. Смотри-ка, Лукин возвращается. Быстро управился, ничего не скажешь. Эй, Сережа, что там за массовый нежданчик случился?

— Вот что с людьми спиртное делает! — весело отозвался Лукин. — Каких-то двадцать капель — и наш Митяй поплыл, подобрел и дал признательные показания. Нет, ну каков гусь! И когда успел?

— Какие показания? О чем ты?

— Да этот прохиндей умудрился от полицайской свинки целую ляжку отпилить и заныкать, — расхохотался Сергей. — С полпуда весом! Вот, держите, братцы, ваша трофейная порцайка. Как говорится: чем больше мяса схавают свои, тем тоньше будут фриц и полицай…

— …Ты, начальник, другим разом как-то поделикатнее нарисовывайся. У меня, к твоему сведению, своя личная жизнь имеется.

— Хочешь сказать, я тебя с бабы сдернул? Побойся Бога, Вавила. Времени — четвертый час! Светловато еще для интиму. Да и душновато.

— Мне таперича и палки кидать по твоему расписанию прикажешь?

— Упаси бог! Просто уж так я по тебе соскучился — мочи не было вечера дождаться. Ты мне за Барона разузнал?

— Пока не особо. Знаю только, что вроде как нет его сейчас в Питере.

— О как? И где же он?

— Я у Барона на уме не был, а в свои планы он никого не посвящает.