Но Захаров, к его несчастью, был существом деликатным. (Что само по себе в милицейских кругах редкость.) А потому, с сожалением прервав общение со Светланой и безо всякого сожаления отставив ненавистный ящичек с карточками альфонсов, Николай поехал на воссоединение с коллегой, сдуру воспользовавшись трамваем. Совершенно позабыв, что как раз в это время с работы на вокзал едут толпы работяг из числа жителей близлежащих пригородов Ораниенбаумского и Гатчинского направлений.
В озвученном дворе на Шкапина Захаров сыскал приятеля не сразу.
А обнаружив, осерчал еще сильнее, застав инспектора Анденко азартно сражающимся за доминошным столом в компании местных пенсионеров.
— …Опаньки! А как насчет по «троечкам»? — Ба-ац!
— Ой, напугал! Ежа голым задом! Дуплюсь. — Хлоп!
— Андреич! Чего клювом щелкаешь? Ставь!
— Откуда? Ты же видел, дурья твоя башка, что я на тройках катаюсь! Вот опять, по твоей милости, еду. Ставь, Григорий батькович. Небось ты «двойки» жмешь?
— Не могу не уважить старшее поколение. Пожалте, «двоечка», — Анденко профессионально жахнул костяшкой по столу и только теперь заметил Захарова. — О, Мыкола, прибыл? Ты там покури пока. Щас, пять секунд. Нам с Макарычем двенадцать очков осталось, чтобы этих гавриков снова «козлами» сделать.
— Это мы еще поглядим, кто кого сделает, — ворчливо отозвался один из гавриков и шарахнул по хвосту шестерочным дуплем. — А вот и баянчик. Мерси за подставку, Макарыч.
— Кушайте на здоровье.
— «Ваше слово, товарищ Маузер?»
— Мы пойдем другим путем. «Пустая». — Шлеп! — Андреич, а ты сегодняшнюю «Правду» читал?
— Купил, но пока не ознакомился. А чего там?
— Никитка сказал, у нас теперь самые современные ракеты на вооружении стоят. Говорит, такие, что в муху в космосе попасть могут.
— Брехня.
— Думаешь?
— Сам посуди: откуда мухам в космосе взяться? Там же эта, как бишь ее, невесомость.
— И чего?
— Как чего? Кверху пузом особо не полетаешь.
— Хм… Глыбко!
— Алё, космонавты! Мы ходить будем или где?
— Не понукай, не запрягал… — Ба-бах!
— Неожиданно.
— Ага, нежданчик приключился. Ставь, Григорий батькович!
— Айн момент! — Анденко задумался. — А, была не была! «Рыба»! Считаемся, отцы!..
Выяснилось, что рисковал Анденко по делу. Сконфуженные «козлы» потянулись за папиросами, а Григорий сгреб в ладонь честно выигранную мелочь, уступил место другому спортсмену и направился к дымящему в сторонке коллеге.
— Нет, ну нормально? — негодующе взорвался тот. — Я бросаю все дела, срываюсь! А он здесь, оказывается, «козла» забивает. Это, что ли, твое срочное дело? А у меня, между прочим, за весь день во рту маковой ворсинки, она же росинка, не было!
— Не кипишуй, Мыкола, — изображая саму любезность, Григорий примиряюще потрепал приятеля по плечу. — Согласись, не мог же я, целый час тебя дожидаясь, праздно туточки отсвечивать? На виду у бдительных старушек? А так — и в ландшафт органично вписался, и кое-какие дополнительные подробности за Любу разузнал.
— Какую еще Любу?
— Ту самую, — многозначительно изрек Анденко и фальшиво затянул радийно-популярную:
— Хорош издеваться, а? Объясни лучше: какого черта ты вообще тут делаешь? Ты же сейчас должен быть на Московском вокзале и снимать показания с проводницы!
— Да шут с ней, с проводницей. |