|
– У себя я вас принять не могу, – сказала она, – а вот пойдемте сюда в аллею и походим немного. – Не сыро ли, вы нездоровы… – Ничего, ничего, пойдемте… – торопила она. Он взглянул на часы, сказал, что через час уедет, велел вывести лошадей из сарая на двор, взял свой бич с серебряной рукояткой, накинул на руку мекинтош и пошел за Верой в аллею. – Я прямо начну, Иван Иванович, – сказала Вера, дрожа внутренно, – что с вами сегодня? Вы как будто… у вас есть что-то на уме… Она замолчала, кутая лицо в мантилью и пожимая плечами от дрожи. Он молча шел подле нее, о чем-то думая, а она боялась поднять на него глаза. – Вы нездоровы сегодня, Вера Васильевна, – сказал он задумчиво, – я лучше отложу до другого раза. Вы не ошиблись, я хотел поговорить с вами… – Нет, Иван Иванович, сегодня! – торопливо перебила она, – что у вас такое? я хочу знать… Мне хотелось бы самой поговорить с вами… может быть, я опоздала… Не могу стоять, я сяду, – прибавила она, садясь на скамью. Он не заметил ни ее ужаса и тоски, ни ее слов, что она тоже готовилась «поговорить с ним». Он был поглощен своей мыслью. А ее жгла догадка, что он узнал все и сейчас даст ей удар ножа, как Райский. – Ах, пусть! скорей бы только все удары разом!.. – шептала она. – Говорите же! – сказала потом, мучась про себя вопросами, как и где мог он узнать? – Сегодня я шел сюда… – Что же, говорите! – почти крикнула она. – Не могу, Вера Васильевна, воля ваша! Он прошел шага два от нее дальше. – Не казните меня! – едва шептала она. – Я люблю вас… – начал он, вдруг воротясь к ней. – Ну, я знаю. И я вас тоже… что за новость! Что же дальше?.. Вы… слышали что-нибудь… – Где? что? – спрашивал он, оглядываясь кругом и думая, что она слышит какой-нибудь шум. – Я ничего не слышу. Он заметил ее волнение, и вдруг у него захватило дух от радости. «Она проницательна, угадала давно мою тайну и разделяет чувство… волнуется, требует откровенного и короткого слова…» Все это быстро пронеслось у него в голове. – Вы так благородны, прекрасны, Вера Васильевна… так чисты… – Ах! – вскрикнула она отчаянным голосом, хотела встать и не могла, – вы ругаетесь надо мной… ругайтесь – возьмите этот бич, я стою!.. Но вы ли это, Иван Иванович! Она с горьким изумлением и мольбой сложила перед ним руки. Он в страхе глядел на нее. «Она больна!» – подумал он. – Вы нездоровы, Вера Васильевна, – с испугом и волнением сказал он ей, – простите меня, что я не вовремя затеял… – Разве не все равно, днем раньше, днем позже – но все скажете же… говорите же разом, сейчас!.. И я скажу, зачем я позвала вас сюда, в аллею… Его опять бросило в противную сторону. – Ужель это правда? – едва сдерживаясь от радости, сказал он. – Что – правда? – спросила она, вслушиваясь в этот внезапный, радостный тон. – Вы что-то другое хотите сказать, а не то, что я думала… – покойнее прибавила она. – Нет, то самое… я полагаю… – Скажите же, перестаньте мучить меня! – Я вас люблю… Она поглядела на него и ждала. – Мы старые друзья, – сказала она, – и я вас… – Нет, Вера Васильевна, люблю еще – как женщину… Она вдруг выпрямилась и окаменела, почти не дыша. – Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я не стою… если одобряете его, как я надеялся… если не любите другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, – и на земле не будет никого счастливее меня!. |
