И я не могла простить ему. А потом смерть отца.

Как он умирал!.. Самый лютый фашист не сумел бы придумать такой муки. И находятся же слабоумные, верящие в милосердие всемогущего бога! Моя мачеха, например, которая последнее время явно ударилась в религию и чуть ли не ежедневно ездит в Загорск на богослужение.

В тот день, когда я писала злополучную статью, мне казалось, что я ненавижу Мальшета. К тому же я действительно считаю и — он это знал — всегда считала его проект не выдерживающим серьезной научной критики.

Так я потеряла Филиппа.

Мне двадцать шесть лет, и я совсем одна. Возможно, мне пора замуж. Выходить замуж без любви? Например, за академика Оленева, который время от времени делает мне предложение руки и сердца. Он красив, молодо выглядит, рыцарски относится к женщине. Давно уже разведен с женой. Правда, у него взрослая дочь... На днях он познакомил нас. Марфенька смотрела на меня не особенно ласково, но без неприязни. Не знаю почему, но она мне очень понравилась. Я так измучена, а у нее такое доброе лицо и задушевная, совершенно искренняя манера говорить. Она освежает, словно ветерок с лугов. Должно быть, приятно иметь дома такую дочку. Она, наверное, ласковая и заботится о нем.

У меня вряд ли будут когда-нибудь дети. Зачем они научному работнику? Только будут мешать трудиться над очередной диссертацией... И замуж я вряд ли выйду. В помощи и защите мужчин я не нуждаюсь. Я всегда могу заработать достаточно денег и защитить себя не хуже любого мужчины. Я сильная.

У меня лишь одна слабость, о которой никто не догадывается: я всегда буду тосковать неизвестно о чем, скрывая это от людей. И Faire bonne mine a mauvoes liv.  (Делать веселое лицо при плохой игре.)

Глава девятая

АЭРОНАВТЫ

И все же научно-исследовательский институт Каспия был создан, когда уже почти потеряли надежду. Собственно, не институт, а обсерватория — Марфенька плохо разбиралась, в чем тут разница.

Она спала крепчайшим утренним сном — в открытое настежь окно вливался холодный, как лед, воздух, на рассвете был заморозок,— когда Христина разбудила ее: вызывал по телефону Яша.

Марфенька босиком, в длинной ночной сорочке перебежала в отцов кабинет и со страхом схватила трубку. Глаза ее все еще невольно закрывались. Христина, давно уже умытая и причесанная, стояла рядом.

— Яша, это ты? Что-нибудь случилось?

— Да, случилась наконец большая радость! Марфенька, вчера был уже подписан документ. Я сам узнал только сейчас. Понимаешь? Будет Каспийская климатологическая обсерватория. Долгосрочные прогнозы — вот что интересует Академию наук. Мальшет назначен директором обсерватории. Он сказал: плевать, как она называется, будем делать, что нужно. Это очень важное событие, Марфенька. Где мы можем встретиться? Как это когда? Сейчас, разумеется. Вместе пойдем к Мальшету. А вечером соберемся все у Турышевых, они тебя звали. Будет шампанское, тосты и что-то вроде собрания. Помещения ведь пока у обсерватории никакого нет.

Это было утро десятого мая. Директор вновь рожденной обсерватории Филипп Михайлович Мальшет подобрал штат сотрудников — в него вошла и лаборант Марфа Оленева — и уехал на Каспийское море выбирать место, где будет строиться здание обсерватории. Кроме того, он собирался снять в аренду какое-нибудь помещение, где временно разместятся научные отделы. Необходимо было срочно приобрести судно для морских наблюдений, доставить аэростаты, приборы, всяческий инвентарь. Работы было для всех, что называется, невпроворот, тем более что неистовый директор требовал немедленного начала научных наблюдений — это помимо всяких организационных дел. Научные сотрудники пока помещались в небольшой комнате при Центральной аэрологической обсерватории и в квартире Мальшета на Котельнической набережной.

Марфенька разрывалась на части — экзамены и работа, хотя Турышев прогонял ее: «Идите занимайтесь!» Но Марфенька уже тяготилась школой.