– Ты очень умный, раз все понял, – снова заговорила Ирма. Приподнявшись на цыпочках, она ласково погладила его по щеке, скользнув пальчиком по брови, которая уже практически зажила. – И какой дурак прозвал тебя Кастрюлей?!

Саша попытался обнять Ирму, но та изящно выскользнула из его рук.

– Сейчас лето, – сказал он, морща лоб.

– Верно, – подтвердила она. – Двадцать пятое июня.

– Значит, до октября еще…

Он умолк, сосредоточенно подсчитывая в уме. Математика никогда не была у него в почете, а после травмы головы и вовсе стала настоящей пыткой.

– Почти три с половиной месяца, – подсказала Ирма.

Ковалев ошеломленно замотал головой. Он был похож на человека, которому внезапно показали секрет хитроумного фокуса.

– Целых три с половиной месяца мы будем вместе, – напомнила Ирма. Она улыбалась, но из глаз ее катились слезы, оставляя прозрачные дорожки на щеках. – Если люди любят друг друга, они радуются каждой минуте, даже каждой секундочке, которую провели вместе…

– Я не хочу три месяца, – разлепил губы Саша.

– Ты не хочешь быть со мной?

Сам того не осознавая, он опустился на колени, уткнувшись лицом в платье Ирмы.

– Ты что?! – всполошилась она. – Встань сейчас же! Люди увидят!

Ковалев медленно выпрямился. А когда он поднял голову, Ирма с изумлением увидела, что лицо Саши тоже мокрое от слез.

– Я люблю тебя, – выдохнул он, и на какую-то долю секунды ему стало очень легко. Так легко, словно из воспаленной раны вместе с гноем вышла застрявшая заноза, мучившая несколько дней.

«Теперь она знает. Теперь все решится. Или мы вместе, или она уйдет».

Лицо Ирмы было словно высечено из гранита. Темно-зеленые глаза поблескивали сквозь пряди волос.

– А я люблю тебя, – наконец вымолвила она. – Мой рыцарь.

Она снова привстала на цыпочки, поцеловав Сашу прямо в губы.

Перед его глазами все поплыло. Губы Ирмы были восхитительными и пахли чем-то одуряюще приятным и сладким, как фруктовая жвачка.

– Пошли отсюда, тут меня могут увидеть соседи, – шепнула Ирма.

Взявшись за руки, они быстро зашагали к пруду.

– Мы должны что-то сделать, – сказал Саша, когда они сели на склоне неподалеку от воды. – Ты не должна умереть. Мы… может, нам уехать куда-нибудь?

Ирма обхватила руками колени, глядя, как божья коровка старательно карабкается по одуванчику.

– Куда уехать, Саша? – возразила она. – Мне тринадцать, тебе четырнадцать. И у нас нет денег. Нас быстро найдут и вернут обратно. Еще поставят на учет.

– Я возьму деньги у мамы, – неуверенно произнес Ковалев. – Я… Ирма, но так не должно быть! Не должны маленькие и красивые девочки умирать!

– Это зависит не от нас.

И снова этот взрослый, серьезный взгляд. Внезапно он спохватился:

– Что с тобой случится? Может, что-то можно изменить?

– Какая разница?

Ирма подставила ладонь, и божья коровка, помедлив, взобралась на указательный палец девочки.

– Ты не хочешь мне сказать правду? Как ты умрешь? – не выдержал Саша.

– А зачем, если все останется как есть?

Он с шумом выпустил воздух. Их диалог был сродни ударам в закрытую железную дверь, о которую он безуспешно долбился. Ковалев одновременно испытывал целую гамму чувств – жалость, обида (почему Ирма не хочет ему открыться?! ведь он признался ей в любви! если бы она знала, чего это ему стоило!), недоумение, и все это постепенно вытеснял парализующий страх.