Ковалев постепенно терял самообладание. То, что казалось таким легким и простым, в действительности превратилось в сложную задачу. У него сбилось дыхание, грудь ходила ходуном, глаза щипал пот, затылок, словно плетью, стегало рваной болью. Он хрипло кричал, бестолково махая перед собой ножами, и полотенце, обмотанное вокруг руки отца Ирмы, очень скоро превратилось в лохмотья.
В какой-то момент мужчина, изловчившись, выбил локтем один из ножей, при этом наподдав Саше ногой в пах.
Вскрикнув, Ковалев согнулся вдвое, отступив назад. Промежность горела, словно туда плеснули раскаленным маслом.
Папа Ирмы сделал шаг вперед, и в эту секунду прятавшаяся слева девочка со всей силы хлопнула дверью. Папаше не повезло – его правая ступня стояла на порожке, и нижний край двери саданул по пальцам ног. Взвыв от пронзительно-жгучей боли, он, не удержавшись, осел вниз. Ударом двери ему сорвало ноготь на большом пальце.
– Черт, – дрожащим голосом произнес он, с трудом поднимаясь на ноги. Напуганный, трясущийся от боли и страха, он ничего не соображал, в голове царила полная сумятица. Вся его сущность отказывалась верить, что это с ним проделала Ирма. Судорожно мечущийся взгляд мужчины остановился на навесной полке, и он распахнул дверцу.
– Ирма, ты что, заодно с этим сумасшедшим? – крикнул он.
В ответ раздалось визгливое хихиканье, от которого у него по коже пробежал мороз.
Мужчина торопливо вывалил наружу содержимое полки – пузырьки с увлажняющими кремами, ватные диски, новый тюбик зубной пасты… Наконец пальцы нащупали то, что искали – маникюрные ножницы. Не бог весть что, но все же…
– Ирма?
Он опустил голову – изувеченный палец посинел и распух, обнаженная впадина заполнилась кровью, ногтевая пластина свисала, как наполовину снятая стружка.
– Выходи, папочка, – раздался вкрадчивый голос Ирмы.
– Что… что вы сделали с Катей? С моей женой? – спросил он срывающимся голосом. Руки его предательски дрожали, но ему удалось просунуть указательный и средний пальцы в кольца ножниц, выставив свое единственное оружие вперед, как мини-кастет.
За дверью послышалась возня.
– Соберись, тюфяк, – раздраженно сказала Ирма.
«Закрыться, – подумал мужчина, с ужасом осознавая запоздалость этой мысли. – Почему я сразу не заперся в ванной?!»
Его рука уже потянулась к хромированной ручке, как дверь в ванную распахнулась, будто разинутый, голодный рот.
Заверещав нечеловеческим голосом, Саша прыгнул вперед. Отец Ирмы попытался отбить удар, но среагировал слишком поздно, и столовый нож наполовину погрузился в его грудь. Вздрогнув от боли и неожиданности, он нашел в себе силы нанести ответный удар, вонзив ножницы в лицо подростка. Слегка изогнутые лезвия ножниц, предназначенные для обрезания ногтей и кутикул, насквозь пробили щеку нападавшего. Ирмин папа торопливо ударил снова, увеличивая разрез. Третий удар пришелся в левый глаз Саши, и парень отступил, удивленно тряся головой. Ножницы остались торчать в пробитой глазнице, округлые кольца маникюрного инструмента поблескивали в ярком свете потолочных светильников.
– Получил, мразь? – торжествующе крикнул мужчина.
Дыхание с хриплым свистом вырывалось из горла. Он посмотрел на нож, торчащий из груди, и его замутило, колени задрожали. Помешкав, он решил не трогать нож, пускай это делают врачи. Шаркающей походкой раненый вышел из ванной, оставляя на полу липкие следы крови.
Саша медленно пятился назад. Уцелевший глаз с испепеляющей злобой таращился на отца Ирмы, следя за каждым движением.
– Ирма! – позвал мужчина. – Ирма, где мама?
Он не видел, как девочка, подобрав второй нож, оброненный в схватке ее возлюбленным, неслышно подошла сзади. |