Изумленный Типтон повиновался.

– Впервые мне говорят, что мои прикосновения кого-то унижают. Наверное, я бы принял эти слова слишком близко к сердцу, если бы у меня не было любимой жены, которая всячески поддерживает мою уверенность в себе.

Уинни тоже отвернулась и начала подбирать юбки.

– Что-то подсказывает мне, что твоя самоуверенность непоколебима. – Бормоча себе под нос проклятья, Уинни спустила порванный чулок. За ним последовал другой. Девушка внимательно оглядела свои ноги. – У меня синяк на лодыжке, там где мистер Иггер… – Она не договорила. Уинни хотела по возможности избежать в беседе с Типтоном ненужных подробностей.

– Значит вот как! Некий мистер Иггер нападает на незнакомок без видимой причины.

Уинни промолчала, и Типтон вздохнул.

– Иди сюда, я тебя осмотрю.

Девушка опустила юбки и вернулась в кресло.

– Поднимешь юбку выше коленей – получишь пощечину! – предупредила она, кладя обнаженные ноги ему на колени.

Кинану не было никакого дела до поклонников бокса, как, с сожалением подумал он, и им до него. Да, были среди них выскочки-лорды, которые отваживались испачкать свои модные наряды, когда встречались с представителями низших сословий, делая ставки во время боя. Они являлись неизбежным злом, с которым приходилось мириться, как с крысами, рыскавшими по улицам в поисках объедков.

И Кинану всегда удавалось держаться на расстоянии от надушенных, разодетых дамочек. Издали он наблюдал за этими бесполезными созданиями. В своих смешных, нелепых туалетах, которые выглядели бы уместнее в витринах магазинов, дамы восседали в экипажах, ожидая всеобщего мужского поклонения. И, разумеется, эти сирены-притворщицы тут же приходили в ужас, если кому-то из мужчин взбредало в голову откликнуться на их безмолвный призыв.

Как-то Голландец сказал Милрою, что всему виной их образованность. Ни одна настоящая леди не отважится поцеловаться ради удовольствия и уж наверняка будет шокирована, когда узнает, что в постель с мужчиной можно ложиться не только для того, чтобы зачать наследника.

Кинан отрезал еще один кусочек яблока и положил его в рот. Печально признавать, что эти разряженные дамы – всего лишь красивые, вызывающие всеобщее восхищение пустышки. В противном случае, мрачно размышлял Кинан, его отец Уэсли Фаукс, герцог Рекстер, никогда бы не увлекся красавицей-актрисой Айдин Милрой, уроженкой Ирландии. Он завоевал ее душу и тело, но бросил, когда жена подарила ему законного наследника, всего через три месяца после того, как Айдин родила лорду внебрачного сына.

Милроя охватила всепоглощающая ярость, как бывало всегда, когда он вспоминал о человеке, который был его отцом. Рукоять ножа глубоко врезалась в ладонь. Кинан тихо выругался, чуть ослабил хватку и продолжил чистить яблоко. И не потому, что ему хотелось есть. Просто это занятие отвлекало его от желания сорваться с места и отправиться на поиски отца. Кинан ни на секунду не сомневался: если бы сейчас герцог попался ему под руку, он бы перерезал ему горло.

Кинан был вне себя от гнева и уже не мог спокойно чистить яблоко, поэтому вытер нож о штаны и отправил его в чехол. Внимание Милроя привлек пробегающий мимо мальчишка.

– Эй! Парень!

Мальчик, которому не было и десяти лет, обернулся. Кинан повертел в руке наполовину очищенное яблоко и бросил его мальчишке. Тот двумя руками поймал угощение.

Сначала мальчик понюхал яблоко, потом откусил от него добрую половину.

– Спасибо, приятель! – поблагодарил он с набитым ртом, беспечно помахал Кинану на прощание и припустил дальше по улице.

Тут же напрочь позабыв о мальчишке, Милрой встал, потянулся, размял ноги и рассеянно почесал живот.