Осматривая Старпетова и Тополя-Комбата, Клубин непрерывно вызывал Эйч-Мента, Малоросликова, чёрта, дьявола, хоть кого-нибудь. Связи не было, хотя рация была в порядке — когда он переключился на частоту Лёши Лёшевича и запустил аварийный вызов, из уха того загнусавило так громко, что Клубин разобрал слова автомата.

С двумя телами на руках двигаться куда-либо было невозможно. До машин позади было вроде бы рукой подать, но это должна была быть очень длинная рука, у Клубина такой не было.

Если вся Зона перекрыта непроходимой гитикой… Стоп. Назад. Комбат и Тополь не попадали в «сортир». «Да что это я?! — мысленно прикрикнул на себя Клубин. — Идиот, очкарик. Они не попадали в „сортир“. Они прошли границу, исчезли из виду — Зона включилась. И только потом ударили гейзеры».

Знакомый гнусавый рык услышал Клубин, со стороны «Мирного атома» донёсся до микрофонов «Терминатора» страшный гундосый боевой хрип, и все полезные размышления сами собой отложились на когда-нибудь потом. Перчатки. Бластер лёг в ладонь. Как будто сам собой раскрылся, надвинулся и зафиксировался шлем. Упало забрало, затем — светофильтр. Включился комплекс поиска-целеуказания. Упор с колена, ствол приёмо-передатчика бластера в сторону акустически обозначившейся угрозы.

— Вставай, дурак! — отчётливо и громко сказал вдруг Комбат, и Клубин едва не выпалил в него. Комбат сладко зачмокал.

— Мур-мур-мур на хер, — сказал Тополь, явно отвечая на слова своего друга-паразита.

Похоже — действительно похоже — на попытки реципиента пробиться сквозь контроль. Кстати, SyNAPSE спецкостюма Лёши Лёшевича адреналин мог вколоть ему именно из-за наличия признаков контроля в энцефалограмме… Кто здесь кого контролирует, откуда атака и почему, епэбэвээр, меня это не касается?!

С запозданием, но выбросил комплекс на дисплей забрала своё оценочное суждение в две строчки о расстоянии до обозначившейся акустически угрозы. Двести-четыреста метров в данных метеорологических условиях. Это было в прямой видимости. Десять-двенадцать секунд для кровососа в рывке. Чепуха — с бластером-то. Но кровосос где-то прятался, потому что комплекс, гоняя сканеры по всем доступным параметрам, кровососа не цеплял. Клубин скосился вправо-вниз, изогнулся, перенося центр тяжести, прицелился и пнул ногой в плечо Тополя.

— Костя! Вставай! — крикнул он. — Вставай, трекер, мать твою, встать, воин!

Комбат невнятно, но поддержал его:

— Тополь, а-а-а-а, быстро, бл-мл-пл!

Голова Тополя вертелась с уха на ухо, елозила затылком, лицо его гримасничало, капризно топырились губы, он подвывал и плямкал, но держался, и вдруг Комбат очень ловко, как-то не по-человечьи, вцепился ему зубами в ухо.

Тополь открыл глаза, открыл рот и заорал:

— Вова-ты-блин-на-фиг-ай!

— Костя, Костя, очнись, Костя! — зачастил Клубин, тыча подбородком в сенсор управления внешней акустикой. — Костя, война, это я, Клубин, очнись, Костя, беда, Костя, давай, Костя: КРОВОСОС!

— Комбат, больно! — завизжал Тополь, и Клубин заметил кровь. А целеуказатель всё метался по дисплею, и Клубин, перебросив бластер в левую руку, с размаху сунул бронированный палец между зубами Комбата и стал расшатывать прикус, словно пенёк корчевал. Тополь жмурился изо всех сил, вжимал голову в плечо.

Зубы Комбата разжались на мгновенье, Тополь отдёрнул голову, Комбат вцепился в палец. Но перчатке небольно, а до зубов Комбата Клубину дела не было.