Я честно пытаюсь разобраться в своих ощущениях, а тут вы с вашими приматами. И добро бы еще какой-нибудь умненький орангутан цвета сливочного мороженого, а то поганая бежевая мартышка с розовым задом… Кратов поспешно отвел глаза. Белоцветов смущенно хмыкнул и зарделся. Мадон же сказал с самым желчным выражением лица:
– А вы какого цвета задницу больше предпочитаете, док? Мурашов не ответил. Он воткнул лыжи в снег возле опоры и теперь стоял озираясь, донельзя похожий на антенну дальнего приема в активном поиске. Белоцветов молодцевато махнул с платформы прямо через бортик. Глаза его возбужденно блестели. Он привстал на цыпочки, пытаясь достать до нависшего над ними бронированного чрева.
– Это замечательно! - сказал он. - Это, братцы мои, как "Летучий Голландец"! Мадон продолжал сидеть, нахохлившись, словно ворона, а Кратов тоже покинул свое кресло. Теперь можно было не притворяться, что ему нет никакого дела до этого корабля. В конце концов, он ни разу не видел мини-трамп "пятьсот-пятьсот" со стороны - если не считать нескольких минут, проведенных в диспетчерском пункте при погрузке, да еще последнего "прости" из сияющей трубы эфирного туннеля, что перебросил им Лунный Ткач. Он протянул руку и, размышляя, не покажется ли это кораблю неуместным панибратством, похлопал его по обожженной опоре. "Привет, - сказал он мысленно. - Я вернулся. Ты не ожидал?" Корабль молчал. Что бы там ни мерещилось Мурашову с его фантастическим чутьем, внутри этих холодных отсеков и коридоров ничего не происходило. Все закончилось, все бесповоротно закончилось еще двадцать лет назад…Покатые бока в наползающих друг на дружку металлокерамических плитах. Местами броня выглядела так, словно по ней палили из крупнокалиберного орудия. Намертво сомкнутые створки грузового люка. Если напрячь зрение и знать, куда смотреть, можно было различить, а скорее - угадать огромные, в человеческий рост, цифры бортового номера. А если пройти вдоль внешних ребер жесткости, то можно было оказаться под одной из гравигенных секций. Под той самой, в которую должен был попасть, пройдя сквозь экзометрию, Стас Ертаулов, но так и не попал… Наконец, подплыла платформа Татора. Судя по отрешенному виду командира и склоненной голове, он как раз принимал очередной отчет Сундстрема. За его спиной неподвижным истуканом сидел Брандт, с биноклем на шее, в надвинутом по самые брови меховом капюшоне. Нижняя челюсть его под полупрозрачной маской совершала размеренные жевательные движения.
– Будем вскрывать грузовой люк? - деловито осведомился Белоцветов. Кратов отрицательно помотал головой.
– Когда мы уходили, то оставили открытым пассажирский шлюз, - сказал он.
– Это сильно облегчает задачу, - сказал Белоцветов, а Мадон кисло присовокупил:
– Неосмотрительно. Кто-нибудь мог залезть и похитить ваш ценный груз.
– Мы очень спешили, - пояснил Кратов сквозь зубы. Татор дождался, пока выпускной трап его платформы выйдет до конца, и лишь тогда снизошел на уже утоптанную площадку. Судя по лицу, он был намерен карать и миловать.
– Со всех долой - одна двадцать пятая доля вознаграждения, - объявил он. - Основание - неподчинение приказам. За исключением пассажира, второго навигатора и дока.
– Что я говорил? - проворчал Мадон.
– Доку его искусство слаломиста обойдется в одну двадцатую, - продолжал Татор. - Вопросы есть? Мурашов, понурившись, ковырял снег носком ботинка. Белоцветов же не выглядел чересчур озабоченным:
– Ерунда, - шепнул он Кратову. - Перекроем премиальными за экстренную разгрузку… Мадон наконец оставил свой насест и занялся багажом. За работой он казался не таким пасмурным, как обычно. К нему присоединился Белоцветов, а затем и Брандт. Они извлекли из багажного отсека платформы два паукообразных автомата-разведчика, размером с большую собаку каждый, и теперь приводили их в чувство. |