)
Я: «Может, лошадка – это мама?»
Ганс: «Нет, я про настоящую лошадку в упряжке».
Я: «Мы всегда ездили на паре».
Ганс: «Значит, за нею приезжал извозчик».
Я: «А что Ханна ела, когда сидела в ящике?»
Ганс: «Ей дали бутерброд, селедку и редиску. (Так мы обычно ужинали в Гмундене.) По дороге она намазала себе бутерброд и ела пятьдесят раз».
Я: «Но не кричала?»
Ганс: «Нет».
Я: «А чем она занималась?»
Ганс: «Сидела внутри и не шумела.
Я: «Даже не стучала?»
Ганс: «Нет, она все время ела и ни разу даже не пошевелилась. Она выпила два больших кувшина кофе – до утра ничего не осталось, а весь мусор оставила в ящике, листья от редиски и ножик. Все прибрала, как заяц, и в одну минуту слопала. Нет, я шучу. На самом деле мы с Ханной ехали в ящике вдвоем, я проспал всю ночь. (Два года назад мы и вправду поехали в Гмунден ночью.) Мама ехала в купе; мы все время ели в вагоне, было очень весело… Она вовсе не ездила верхом на лошадке. (Ганс явно засомневался после моих слов о парном экипаже.) Она сидела в повозке. Да, вот так, мы с нею были только вдвоем, мама ускакала верхом на лошади, а Каролина (наша прошлогодняя прислуга) ехала на другой… Папа, не слушай, все, что я тебе рассказываю, это выдумки».
Я: «Что именно?»
Ганс: «Вообще все. Давай посадим нас с Ханной в ящик, и я в ящике сделаю пи-пи. Прямо в штанишки, мне все равно, это совсем не стыдно. Я правду говорю, это так весело!»
Далее он все-таки поведал вчерашнюю историю об аисте, но не упомянул о том, что аист, уходя, взял шляпу.
Я: «Где же аист прятал ключ от дверей?»
Ганс: «В кармане».
Я: «А где у аиста карман?»
Ганс: «В клюве».
Я: «В клюве? Никогда не видел аиста с ключом в клюве».
Ганс: «А как еще он мог войти? Как аист попадает в дом? Нет, я ошибся; он позвонил в дверь, и кто-то ему открыл».
Я: «А как он позвонил?»
Ганс: «В звонок».
Я: «Как именно?»
Ганс: «Надавил клювом на звонок».
Я: «И сам запер дверь?»
Ганс: «Нет, прислуга ее заперла. Она уже проснулась. Отперла дверь, а потом заперла».
Я: «Где аист живет?»
Ганс: «Где живет? В том же ящике, где он держит девочек. Может, в Шенбрунне».
Я: «Что-то не припомню в Шенбрунне никакого ящика».
Ганс: «Наверное, он стоит поодаль. Знаешь, как аист открывает ящик? Берет клюв – в ящике тоже есть замок – и одной половинкой вот так открывает. (Ганс показал мне все на замке письменного стола.) Там и ручка есть».
Я: «Разве носить маленьких девочек аисту не тяжело?»
Ганс: «Нисколько».
Я: «Послушай, а конка не похожа ли на ящик аиста?»
Ганс: «Похожа, да».
Я: «И мебельный фургон – тоже?»
Ганс: «Гадкий фургон! Он как ящик, да».
* * *
«17 апреля. Вчера Ганс вспомнил свое давнишнее намерение добраться до двора напротив нашего дома. Сегодня он отказался от этого намерения, потому что у загрузочного окна стояла повозка. Он сказал мне: «Когда там стоит повозка, я боюсь, что начну дразнить лошадей, а они упадут и станут шуметь ногами».
Я: «А как дразнят лошадей?»
Ганс: «Когда ругают, тогда их дразнят, и когда кричат «Эгей!».
Я: «Ты уже дразнил лошадей?»
Ганс: «Да, я часто это делал. |