Правда… сколько там, в пузырьке объему? Унция? Пол-унции? Никакие спазмы не спасут, если только… Всасывается эта гадость, помнится, довольно быстро. Чтобы хоть сколько-нибудь эффективно желудок очистить, надобно, чтобы в желудке хоть что-то еще было. Вячеслав Платонович, вы, часом, не в курсе, Дина, оказавшись дома, поужинала?
— Я точно не знаю, но, думаю, Валечка ее очень хорошо покормила. Вы же понимаете…
— Я-то понимаю. Вот это ее и спасло, а то, что на нее в коридоре наткнулись, это уже следствие.
— Но все-таки… Если бы она выпила какие-то снотворные…
— Ох, Вячеслав Платонович, на снотворные у разных людей тоже бывают… разные реакции. Медики говорят — нетипичные. И вместо того, чтобы мирно уснуть, человек начинает чертиков ловить, или с всемирным разумом отношения выяснять, или так, за здорово живешь, мышцой играть. Знаете, как весело окружающим, когда кто-то начинает физическую силу демонстрировать, а мозги у него при этом набекрень? Бросьте, дело не в атропине и не в снотворных. Просто организм — или душа, или астральное тело, если эти термины вам больше нравятся — полагает, что жизнь еще не закончилась. И тогда корми его хоть чем, толку не будет. Если человек внутренне хочет выжить — он выживет. А если нет — и в чайной ложке утонет. Но дело даже не в этом. Вам самому не кажется странным, когда человек с намерением отравиться плотно ужинает? В сочетании с отсутствием классической записки. Ведь никакой записки, насколько я полагаю, не было?
Нет, все-таки личная заинтересованность на скорости соображения сколько-нибудь серьезно не сказалась. Думал господин адвокат не больше полминуты.
— Не было. Да… Пожалуй… Если посмотреть на события под таким углом… Действительно странно. Вы полагаете, что… — теперь пауза длилась аж целую минуту, но прерывать ее и выкладывать свои соображения по этому поводу мне что-то не хотелось, пришлось господину адвокату самому изобретать безобидную формулировку, — что события не совсем таковы, какими выглядят?
— Или, проще говоря, Дина отнюдь не пыталась покончить с собой? — сердито буркнула я. — Да ничего я не полагаю. Только одно с другим не вяжется. Хотя, конечно, человек — существо на редкость разнообразное. За какие-нибудь десять минут у него, бывает, жизненные планы меняются прямо-таки радикально. Со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, извините за лирическое отступление, давайте по делу. Складывается у меня странное впечатление, что кто-то усиленно старается убедить нас — или соответствующие органы — что смерть Челышова все же на дининой совести, а попытка самоубийства — прямое признание вины, ибо должно свидетельствовать об угрызениях этой самой совести. Или, если хотите, вот вам другая версия: попытка самоубийства — результат разочарования в том, кого Дина столь благородно, хотя, по-моему, весьма бессмысленно, прикрывает. Но, как бы там ни было, нужен был какой-то толчок. Резкая смена курса на пустом месте не возникает. Что-то должно было случиться. Вячеслав Платонович, Дине звонил кто-нибудь? Уже когда она дома была.
— Нет, совершенно определенно нет.
— Во сколько Валентина Николаевна ее… обнаружила?
— Ночью, часа уже в два.
— Из дома она вчера, конечно, не выходила?
— Нет.
— А она кому-нибудь звонила?
Вячеслав Платонович ненадолго задумался.
— Это могло быть. Если она тихонько забрала телефон к себе в комнату… Да, это могло быть.
30. Р. Никсон. Вся королевская рать.
Вот уже две, не то три тысячи лет умные люди уверяют, что пешая ходьба способствует мыслительной активности. Дескать, размышляйте, прогуливаясь, — и результаты ваших прозрений превзойдут самые смелые ожидания. |