«Ты был на утренней мессе? Может быть, может быть… Но зачем выделяться? Зачем светиться в кучке из девяти человек, когда позже можно смешаться с толпой?

Ты знаешь, в котором часу начинается утренняя служба, когда она обычно заканчивается. Нужно просто дождаться, пока священники уйдут из дома в церковь, войти и взять ключи. А потом подождать на паперти, послушать службу из-за двери. Дождаться, пока они уйдут, сделать дело и спокойно ждать, оставаясь поблизости. Вот священники возвращаются.

Роза выходит из приходского дома – ей надо помочь родным перед заупокойной службой. Теперь можно вернуть ключи в дом, смешаться с толпой, войти в церковь.

Ты должен был видеть, как это произойдет. Ты должен был наблюдать, как он падет.

Потому что это месть. Публичное отравление. Казнь. Это возмездие. Это наказание. За что?»

Ева вышла из ризницы, восстановила печать, заперла дверь.

Потом она взглянула на крест.

– Тебя он не боялся, в расчет не принимал. А может, думал, что ты с ним заодно. «Око за око»? Это же твои слова?

– Это из Ветхого завета. – Лопес стоял в дверях церкви. – Христос учил любить и прощать.

Ева еще раз окинула взглядом распятие.

– Кто-то его не послушал.

– Он с этой целью пришел на землю, – продолжал отец Лопес. – Он пришел умереть за нас.

– Все мы приходим на землю, чтобы умереть, – откликнулась Ева. – Вы запираете дом, когда приходите сюда служить мессу?

– Да. Нет. – Отец Лопес покачал головой. – Редко.

– Этим утром?

– Нет. По-моему, нет, не запер. – Он закрыл глаза, потер переносицу. – Я понимаю, лейтенант, очень хорошо понимаю, что наша вера в ближних, в наших прихожан, возможно, помогла убить Мигеля. Церковь никогда не запирается. Ризница – да, потому что там стоит дарохранительница, но церковь всегда открыта для всех, кто в ней нуждается. Я знаю, кто-то воспользовался этим, чтобы убить моего брата.

– Теперь вы будете ее запирать?

– Нет. Это дом Божий, и для Его детей он всегда будет открыт. По крайней мере, он не будет заперт, когда вы разрешите нам вновь его открыть.

– Мы снимем печати с места преступления где-то завтра. Самое позднее – послезавтра.

– А Мигель? Когда вы дадите нам его отпеть и похоронить?

– На это потребуется время.

Ева сделала знак отцу Лопесу, пропустила его вперед, а выйдя из церкви, запечатала и заперла дверь. Звуковая реклама над головой выпустила пулеметную очередь испанских слов. Впрочем, все они нанизывались вокруг одного, хорошо знакомого Еве названия: «Поднебесный»! Распродажа в универсальном магазине.

«Распродажа, она на всех языках распродажа», – сказала себе Ева.

– Неужели кто-то действительно слушает все это? – пробормотала она с досадой.

– Что именно?

Она повернулась и заглянула в глубокие печальные глаза отца Лопеса.

– Позвольте мне спросить вас кое о чем по существу. Ваша религия в принципе допускает убийство?

– На войне, при самообороне или при защите жизни другого человека. Вам приходилось убивать?

– Да, – признала Ева.

– Но не ради собственной выгоды.

Еве вспомнились собственные руки, скользкие от крови, когда она заколола своего отца ножом. Снова и снова она втыкала в него этот ножик…

– Все относительно…

– Вы защищаете, вы отдаете тех, кто преступает закон, в руки правосудия. Бог своих детей знает, лейтенант, Он читает в их сердцах и душах.