- Осматриваешь подземелье?

    - Почему подземелье?

    - Ах, черт, - сказал он. - Да... Привязалось. Интересно, что все-таки там было? Прелестно, если бы там оказался, скажем, угольный бункер. Или котельная. Или слесарная мастерская. Или, например, подпольная типография.

    - Подпольных типографий, думается, здесь не было, - усомнился я.

    - А котельные не заглубляют на двадцать метров. И ворота в них не делают из легированного сплава.

    - И не императорская усыпальница, - предположил я.

    Лидумс кивнул:

    - Склепы были в другом месте. А если, допустим, какая-нибудь секретная тюрьма службы безопасности?

    - Это если бы служба безопасности находилась в доме сверху. А где она располагалась у них действительно? Ты знаешь?

    - Знаю, - сказал он. - Тут, в центре. Не годится. Ну, а почему не предположить чего-нибудь попроще? Скажем, склад взрывчатки?

    - Тогда уж скорее винный погреб.

    - Вряд ли, - вздохнул он не без сожаления. - А почему не склад?

    - Возьми хотя бы подъездные пути. По-твоему, туннель приспособлен для транспортировки бомб и снарядов? На руках их там, что ли, носили? Куда подгоняли машины? Да и какой идиот станет располагать склад боеприпасов под жилым домом, в населенном районе? Брось. Да вообще: мы сюда отдыхать пришли, или?..

    - Ты прав, - согласился он. - Отдохнуть, поговорить за жизнь. Ну, рассказывай, что у тебя нового. Я усмехнулся.

    - Считают, - начал я, - что квазары - все-таки естественные образования. Так что вряд ли стоит интерпретировать их, как систему сигналов, содержащих информацию о чужом разуме.

    Когда-то мы любили говорить с ним на такие темы; оба мы считали себя несостоявшимися физиками, хотя ни он, ни я никогда и не пытались стать физиками; армия крепко держала нас с самой молодости, и чем дальше, тем труднее становилось представлять свою жизнь вне ее: армия - не профессия, это образ жизни, охватывающий все стороны твоего физического и психического бытия - если ты, конечно, не случайный человек в ней. Но тем не менее физику и астрономию мы с ним любили, и говорили на такие темы много, с горячностью и бескомпромиссностью дилетантов. И сейчас я сделал попытку с самого начала повернуть разговор в эту сторону: там, где мыслишь астрономическими категориями, для личных тем не остается места, настолько ничтожными кажутся они но сравнению с ленивым величием мироздания. Но со времени последнего такого разговора мы стали куда старше, и Лидумс на мою уловку не поддался.

    - Об этом поговорим в другой раз, - сказал он, - и не прекословь. У нас еще будет время порассуждать обо всем, чего мы не знаем, а сейчас черед того, что мы знаем. - Он ухмыльнулся, как всегда, когда ему казалось, что он сострил; острить он любил, но юмор его, хотя и обладавший пробивной силой подкалиберного снаряда, "отличался" легкостью и гибкостью тяжелого танка. Только указывать ему на это не следовало: можно было спорить с ним по делу, но все, что касалось его юмора, было неприкосновенным. - Излагай, как твои дела. Где Светлана, где парень, чем ты занят в своем хозяйстве, и прочее.

    - Я уже пять лет один, - ответил я. - Вот тебе и весь сказ. Все здоровы, все благополучны. Каждому хорошо так, как есть на деле.

    - А если и не хорошо, то никто этого не показывает, - кивнул он. - Вы оба всегда были упрямы. Почему все случилось?

    - А черт его знает, - искренне сказал я. - Случилось вроде бы без повода, вроде бы неожиданно. Я потом пытался понять, когда же это началось. И нашел. Началось тогда, когда она впервые представила себе такую возможность.