- И не было никаких причин? Я пожал плечами.

    - Наверное, были ... Я был сильно влюблен однажды. Может быть, даже не влюблен, а - больше.

    - Долго?

    - Да. Но там ничего не было. Знаешь, как у нас на это смотрят ...

    - Знаю.

    - Ничего не было. Во всяком случае, с той стороны никому ничто не грозило. И не это было причиной.

    - Что же?

    - Не знаю - если говорить о нас. А если вообще - думаю, что догадался. Развитие наших психологии, мужской и женской, шло с разной скоростью. Мы еще не разучились командовать, а они уже разучились подчиняться. И найти равнодействующую поведений трудно. Поэтому и детей рождается меньше, чем надо бы. Лет через двадцать - кого мы будем призывать в армию? Но кому интересно рожать, если мысль о почти неизбежном расхождении взглядов на жизнь присутствует, явно или скрыто, уже в самом начале союза? Правда, тогда кажется, что это скоро пройдет, притрется - желание официально и без помех лежать в одной постели оказывается сильнее всего. То, что называют любовью и что в девяти случаях из десяти ею не является. А если говорить конкретно о наших женах - им приходится куда труднее, чем всем прочим. Да что я тебе объясняю...

    - Так что сейчас ты один.

    - Да.

    - И как?

    - Спокойно, - сказал я.

    - На ковре стоял?

    - Не без того. С батальоном расстался. Но как специалист уважения не потерял. Вот сижу, изобретаю. Как принято говорить - творческая работа.

    - И не тянет в строй?

    - Иногда ... Тянет, наверное, не в строй, а в молодость. А она прошла в строю. Теперь их уже никак не разделить.

    - А это твое одиночество - не подводит?

    - Теперь - нет.

    - Не запивал?

    - Когда понял, что такая угроза есть - бросил напрочь, завязал, как говорят. Забыл вот предупредить тебя, чтобы на меня не заказывал.

    - Ладно, дело добровольное... И больше закабаляться не думаешь?

    Я хотел ему сказать, что чуть не закабалился однажды - но в последний момент испугался, и всю жизнь, наверное, буду жалеть об этом; было это в Риге, но служили мы тогда уже в разных местах и виделись редко. Однако к чему ему были такие детали? И я ответил кратко:

    - Нет. Не думаю.

    - Ну, ладно, - сказал он, отчего-то вздохнув. Помолчали, пока официант размещал на столе принесенное. Потом официант стал наливать из графинчика, я прикрыл свою рюмку ладонью и налил в бокал минеральной. - Давай, - сказал Лидумс, - за встречу.

    Мы чокнулись, выпили каждый свое. Он вкусно поморщился, я почувствовал, что хочу есть. Некоторое время было не до разговоров.

    - Ты поэтому такой? - спросил он, когда мы утолили первый голод.

    - Какой? И - почему?

    - Не такой, - сказал он с таким выражением, словно слова эти содержали откровение. Я пожал плечами.

    - Время прошло ...

    - Мне ведь с тобой работать, - проговорил он, пристально глядя на меня. - Работа, как ты понимаешь, может оказаться нешуточной. Так что я хочу быть уверен. Хочу понять: что с тобой? Переживания после Светланы? Или она чем-то донимает? Неудачная любовь? Неприятности по службе? Здоровье? Короче отчего ты такой... снулый?

    - Ни в одном глазу, - снова попытался я уйти от сути разговора.

    - Не финти, мася, - употребил он одно из его любимых, им самим изобретавшихся словечек, которые, каждое в отдельности, ничего не выражали, но без которых близким друзьям невозможно было его представить.