|
И куда же это так скоро сгинула и исчезла вся эта красота - ведь всего несколько минут назад она еще была, она окружала нас?! Жизнь очень стремительна; в одно мгновенье падаем мы с небес в самую преисподнюю. На следующий день она решила поговорить с подругами. Все ведь видели, как она гуляла со своим ухажером, - согласимся, что одной лишь любви, пусть хоть самой большой, мало: надо еще сделать так, чтобы и все вокруг знали, что ты - любима и желанна. Подругам до смерти хотелось расспросить, как и что, и Мария, взбудораженная новыми впечатлениями, рассказала обо всем без утайки, добавив, что приятней всего было, когда его язык дотрагивался до ее зубов. Услышав это, одна из подруг расхохоталась: - Так ты рот не открывала, что ли? И мигом стало Марии все понятно - и вопрос паренька, и его внезапная досада. - А зачем? - А иначе язык не просунешь. - А в чем разница? - Не могу тебе объяснить. Просто когда целуются, то делают так. Задавленные смешки, притворное сочувствие, тайное злорадство девчонок, которые еще ни в кого не влюблялись. Мария притворилась, что не придает этому никакого значения, и смеялась со всеми. Смеяться-то смеялась, а в душе горько плакала. И про себя проклинала кино, благодаря которому и научилась закрывать глаза, обхватывать пальцами затылок того, с кем целуешься, поворачивать голову то немного влево, то чуть-чуть вправо, - а самого-то главного, самого важного там не показывали. Она придумала превосходное объяснение ("Я тогда еще не хотела целоваться с тобой по-настоящему, потому что не была уверена, что ты и есть - мужчина моей жизни, а теперь поняла...") и стала ждать подходящего случая. Но через три дня, на вечеринке в городском клубе, она увидела, что ее возлюбленный стоит, держа за руку ее подругу - ту самую, которая и задала ей этот роковой вопрос. И снова Мария сделала вид, что ей это все безразлично, и героически дотянула до самого конца вечеринки, обсуждая с подружками киноактеров и других знаменитостей и притворяясь, будто не замечает, как сочувственно они на нее время от времени поглядывают. И лишь вернувшись домой и чувствуя - мир рухнул! - дала волю слезам и проплакала всю ночь. Целых восемь месяцев после этого она страдала, придя к выводу, что не создана для любви, а любовь - для нее. Даже всерьез стала подумывать, не постричься ли ей в монахини, чтобы остаток дней посвятить любви, которая не причиняет таких мук, не оставляет таких рубцов на сердце, - любви к Иисусу. Учителя рассказывали про миссионеров, отправляющихся в Африку, и она увидела в этом выход для себя - не все ли равно, раз в жизни ее нет больше места для чувства?! Мария строила планы уйти в монастырь, а пока научилась оказывать первую помощь (в Африке, говорят, люди так и мрут), стала особенно прилежна на уроках Закона Божьего и представляла, как она, точно вторая Мать Тереза, будет спасать людям жизнь и исследовать дикие леса, где рыщут львы и тигры. Так уж получилось, что в год своего пятнадцатилетия Мария, помимо того что узнала - целоваться надо с открытым ртом, а любовь доставляет одни страдания, сделала еще одно открытие. Мастурбация. Как всякое открытие, произошло это почти случайно. Однажды, поджидая мать, она трогала и гладила себя между ног. Она делала это, когда была еще совсем маленькой, и ощущения были очень приятные. Но однажды отец застал ее за этим занятием - и сильно выпорол, не объясняя за что. Полученную взбучку она запомнила навсегда, усвоив накрепко, что ласкать себя можно, только когда никто не видит, а на людях - нельзя, но поскольку посреди улицы это делать не будешь, а своей комнаты у Марии не было, то об этом запретном удовольствии она вскоре благополучно забыла. |
