— Ох! — воскликнула Мигнариал. — Бедный котик! Он наверняка хочет молочка.
Ганс искоса взглянул на нее. Затем вздохнул и поднял с земли глиняную миску. Ноги, натертые за день в седле, болели и не желали передвигаться. Постанывая, Ганс неохотно направился к одному из кожаных вьюков. Не к тому, который звенел, а к тому, который булькал. Когда Ганс поставил миску на песок, Нотабль молнией бросился к ней, утробно урча и посматривая то на миску, то на человека. Затем кот издал такое «Мрау!», что Мигнариал в изумлении всплеснула руками.
— Ганс, ты же не собираешься поить кота пив… Нотабль принялся жадно и шумно лакать пиво еще прежде, чем Ганс закончил наполнять миску.
— Этот кот, — произнес Ганс, — обучен нападать. Большой, рыжий бойцовый кот, умеет сторожить и действительно любит меня. К тому же он жил в таверне, не забывай — в таверне у Ахдио. Нотабль обожает пиво.
Мигнариал хлопнула в ладоши и шлепнулась на песок, хохоча, в вихре разноцветных юбок. Ганс заметил, что она по-прежнему носит под ними темно-красную траурную одежду.
«Проклятье, я просил ее не делать этого. А она нацепила поверх еще одну юбку и блузку». Нотабль с удовольствием лакал и попутно издавал невообразимый звук, мурлыча с открытой пастью. Ганс оторвал взгляд от ног Мигнариал и уставился на огромного рыжего кота, покачивая головой и зевая.
— Иии-аааа!
— Ох, заткнись, проклятый тупой осел, пока я не натравил на тебя этого кота-демона!
Нотабль довольно облизывался.
— Мне кажется.., мне кажется, что этот кот — не совсем тот, — задумчиво произнесла Мигнариал, глядя на Нотабля.
— Во имя очей Ильса, не говори так! — отозвался Ганс, понизив голос, а затем вернулся к навьючиванию поклажи на спину онагра, стараясь, чтобы вьюки уравновешивали друг друга. — Молодчина, Тупица, хорошо! Оставил целую кучу навоза для тех, кто будет здесь после нас. И ты тоже. Черныш. Ну, Инджа, а ты чем похвалишься?
Спустя некоторое время Ганс сказал Мигнариал, что можно отправляться в путь. Он помог девушке забраться на спину ее гнедого. Когда Мигнариал поставила ногу в сложенные «ступенькой» ладони Ганса и уселась в седло, он нежно похлопал ее по колену. Мигнариал дернула ногой, едва не пнув Шедоуспана в бок.
— Прекрати немедленно!
Ганс склонил голову набок и удивленно посмотрел на Мигнариал, вскинув брови, словно бы задавая безмолвный вопрос.
— Ох! Прости меня, милый! Эта привычка… Извини меня! — И девушка выставила колено, чтобы Ганс мог еще раз похлопать по нему.
Ганс, конечно же, предпочел пропустить это мимо. «Напряжена, как тетива лука, — угрюмо подумал он. — Лунный Цветок слишком долго держала ее под крылышком». Тревожные мысли о будущем вновь пробудились в голове Ганса. Он повернулся спиной к виновато понурившейся Мигнариал. Однако Ганс не стал успокаивать девушку. Вместо этого он мрачно вскарабкался в седло, к которому питал глубокую ненависть — поскольку оно находилось на спине у лошади.
Устраиваясь в седле, Ганс ворчал себе под нос, что к лошадям неплохо бы приспособить еще и подставки для ног.
— И тогда ноги не болтались бы в воздухе и не колотили бы по круглому брюху этой здоровенной животины.
— Ты не любишь лошадей, милый?
— Я люблю лошадей, Мигни, не беспокойся. Я просто терпеть не могу ездить на них, — ответил Ганс и быстро добавил:
— А если ты скажешь, что без лошадей было бы еще хуже, я сверну тебе шею!
Мигнариал отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
— О нет! Ганс! Мы забыли про Нотабля — что нам делать с ним?
— Хм… Я об этом не подумал. |