– Это, конечно, здорово, но сколько времени мы будем слушать? – Анну нелегко сбить с курса.

    – Пятьдесят три часа с минутами. – Переключаю на другую запись. Бах. Орган. Как раз то, что нужно.

    – Коша, это все ты сам придумал?

    – Нет, к сожалению. Это написал Иоганн Себастьян Бах.

    – Мастер, я никогда не слышала о таком композиторе. Откуда он?

    – Он из другого мира, Анна. В этом мире его не было и не будет. А вот еще запись. Вольфганг Амадей Моцарт. 1756–1791 от рождества Христова. В этом мире его тоже не было. Все, что от него осталось, хранится в моей памяти. Теперь еще – в главном компьютере.

    – Убедил, длиннохвостый. Ты был занят делом. Но неужели трудно было Лире на ушко шепнуть, чтоб не волновалась. Я – ладно. Обойдусь без твоих ежиков. Но ей сейчас волноваться нельзя. Ты понял?

    – Вот мы и подошли к самому неприятному. Спроси у Лиры, часто я за работой забываю о еде и сне?

    – Ни разу!

    – А сейчас я, как кибер, пять суток не ел, не спал, пока не сорвал голос. О чем это говорит?

    – Вместо брюха задумался о нетленном.

    – Спасибо, ты хорошо обо мне думаешь.

    – Коша, ты это – чтоб малышки не плакали?

    – Нет, я о них забыл.

    – Может, тебя кто-то заставил?

    – Да, наверно, так можно сказать. На самом деле – еще хуже. Меня не заставили, меня запрограммировали. Я уже говорил, что я – биоробот. Вырастили где-то, накачали по самые уши информацией и впихнули в ваш мир. Неделю назад заработала одна из заложенных в меня программ. Видимо, совпали какие-то ключевые условия, и она заработала в полную силу.

    – Мастер, мы же разобрались уже, что ты обычный дракон. У тебя дети могут быть.

    – Нет, Анна. Мы просто установили, что я биоробот, способный к двуполому размножению. Робот отличается от разумного существа не материалом, а тем, что у него в черепушке заложено. У меня там программы, значит я робот. Правильно? Сейчас сработала одна, и я превратился в музыкальную шкатулку. Потом может сработать другая, и я сяду писать «Войну и мир» Толстого. Был такой писатель. И напишу без передыха все четыре тома, если с голоду не сдохну.

    – Отговорки, ты, Мастер, ищешь. Засунул меня в монастырь, чтоб не мешалась, Лиру – в кузницу, теперь в ясли, а сам маешься от безделья, на Луну воешь.

    – Ой, Коша, перестань грустить, сейчас опять малышки заплачут. А тебе, Анна, нельзя так говорить! Коша ни разу своего слова не нарушил. Обещал мне помочь отомстить врагам – выполнил. Обещал земли и замок вернуть – у меня теперь три замка. Не знаю, что с ними делать. А ты – мечтала руку получить – получила. Хотела магистром стать – стала.

    – И кому из нас от этого лучше? Кто счастлив? Назови хоть одного! Мастер на луну воет. Тебя по ночам кошмары мучают. Я в себе разобраться не могу. Не знаю, где свои, где враги. Мои люди спрашивают, воюем мы с драконом, или заодно с ним. Отвечаю – сами думайте. Кстати, мастер, есть ведь у меня специалист. Влезет тебе в извилины, каждую мысль измерит, взвесит, мокрой тряпочкой протрет и на нужную полочку поставит. Всю постороннюю гадость из твоих мозгов вычистит. И будешь ты не киберусом, а самим собой. Как идея?

    – А ваш мир никогда не узнает, кто такие Прокофьев, Скрябин, Шекспир и Марк Твен.

    – До чего с тобой трудно, Мастер.