-  Жертва! Жертва! - несется снизу. А в ответ:

    -  Слово! Слово ванакта!

    Похоже, малыша его люди не поддержали... зато поддержали не его люди.

    Бурлить людскому морю. Лязгать бронзовым челюстям, скалиться клыкам жал копейных. Диким пламенем полыхать на солнце (хотя - какое солнце?! Гелиос за тучи спрятался, лика не кажет...). Травка «антропос» сама себя корчует! Вскипает Кронов котел, сыплются в густой пар драгоценные жизни... Скоро ль выкипим без остатка? Грядет ли амнистия?!

    У шатра Лигерона схватка вспыхивает с особенной яростью. Часть муравьев отшатывается, бежит прочь, теряя жуткое единство озверевшей толпы, превращаясь в отдельных испуганных существ. Они только что видели, как сражается он - Не-Вскормленный-Грудыо, сын Пелея-Счастливчика и Фетиды Глубинной. Как убивает, играя. Как плоть его расступается под лезвием, чтобы, издеваясь, вновь сомкнуться, не оставив даже шрама. Впрочем, последнее могло ускользнуть от бедняг: малыш сейчас в доспехе. Ясное дело: у всех взрослых дядей панцири-шлемы, поножи-наручи - а у меня?!. То, что морскому оборотню броня лишь в тягость, его не заботит: герой без доспеха, что дом без крыши! А я разве не герой?!

    Болтают, ему по просьбе мамочки латы сам Зевс подарил...

    Это еще не бойня. Так, преддверие - хотя первая жатва уже собрана торопливыми жнецами. Вон они, поборники нерушимости слова и поборники жертвы во искупление. Вместе, по собственной воле взошли на алтарь. Лежат вповалку там, где застигла их смерть. А сторонники Лигерона перестраиваются в боевой порядок, вперед выдвигают щитоносцев... Ага, это малыш распоряжается. Ничего, вполне толково для трехлетки.

    Еще бы: такая игра!.. Дай только время!

    Если Крон-Временщик заодно с Глубокоуважаемыми - время будет. А как же иначе! Сколько надо, столько и будет...

    Сверху на лагерь валится подоспевшая толпа: Агамемнон со товарищи. Ага, и Диомед здесь, и оба Аякса, и Нестор-хитрюга... Глядеть надо: затопчут! Ф-фу, остановились. Шум, лязг, крики; что орут - не разобрать. Внизу тоже орут. И глохнут, когда над столпотворением - громом Зевесовым, горным обвалом! - призыв:

    -  Остановись, сын Пелея! Устами глашатая говорит с тобой Атрид Агамемнон, ванакт богоравный. Дочь подвластна воле отца; смертный - воле Олимпа. Смирись, прибереги гнев для врагов!

    Мгновение над полем висит звенящая тишина. Или это после глашатайского баса у меня в ушах звенит? Однако ответ Лигерона не заставляет себя долго ждать:

    -  Слово ванакта! Ты обещал. Носач! И неумолимым итогом:

    -  Мое!!!

    Голос малыша срывается, «пускает петуха» - куда ему до Талфибия! - однако и Лигерона слышно всем. Что за чудеса?!

    Нет, не договорятся. Для малыша это - игра! И война, и обручение с дочкой ванакта. А подлый Носач решил сыграть против правил! Поманил новой игрушкой - обманул. Фигушки ему! Играть - так по-честному! Мое!!! А станет Носач дальше жадничать, малыш с удовольствием поиграет с большими дядями в войну.

    Какая ему, ребенку-убийце из пророчества, разница: ахейцы, троянцы?

    Вот она, упряжка драконья. Примчалась из-под Спарты; вовремя поспела. Вздыбились драконы над пропастью, глаза бешенством горят, а над ними - над нами! - злые крылья Немезиды. Карающий бич Возмездия. На морском берегу, вдалеке от вожделенной Трои; на продуваемом всеми ветрами клочке родной земли под названием Авлида.