Ее лицо превратилось в камень. Оно не выдавало страстей или эмоций.

— Меня вел тот же гнев, что владел тобой в ту ночь, когда ты перерезал Юриану горло. Нет, еще сильнее. Их предательство по отношению ко мне было куда больше, чем твоего сына к тебе. Юриан совершил все из любви к женщине. Он не пытался причинить тебе боль. Он просто пытался найти счастье для них двоих и считал, что для тебя это ничего не значит. Моя же семья совершила все из эгоистичного страха. Они объединились, чтобы пленить меня и убить моего сына. Такое не прощают.

Аполлими помедлила, боль в ее глазах ярко вспыхнула, и Страйкер увидел, как сильно она все еще переживает произошедшее.

— Но, как и ты, после их гибели, когда я осталась в одиночестве, я скорбела по тому, что совершила. Мне не хватает той семьи, жаль, что так получилось, и я хотела бы увидеть их еще раз.

Она оглянулась через плечо на своих демонов, все еще стоявших по стойке смирно.

— И хоть я и нежно люблю свою армию шаронте, это не то же самое, что моя семья. — Аполлими обратила свое внимание на него и ее взгляд смягчился. — А потом меня призвал этот золотоволосый юноша, он молил о силах, способных как-то спасти его маленьких детей от несправедливой судьбы. Он напомнил мне моего собственного сына, и тогда я предложила ему то, что не предлагала никому и никогда, — нежность исчезла под хорошо знакомым Страйкеру холодным спокойствием. — Я связала свою жизнь с твоей, чтобы спасти тебя. Мы поссорились лишь однажды, когда я приказала тебе оставить в покое Апостолоса, а ты отказался.

— Ты не сказала мне, что он — твой сын.

— Потому что знала — это причинит тебе боль, — пояснила она сквозь зубы. — Почему бы еще я держала это в секрете?

— Ты пыталась управлять мной.

— Никогда, — огрызнулась Аполлими. — Я развязала тебе руки для мести твоему отцу. Я открыла собственное царство для твоего вида и позволила вам здесь укрыться. Каждый убитый тобой Темный Охотник, каждая уничтоженная человеческая жизнь заставляли меня гордиться как мать.

Страйкер все еще отказывался поверить. Она использовала его…

И тем не менее он вспомнил путь, который они прошли за века. Она всегда радушно принимала его в своих личных покоях. Всегда радовалась его компании.

Он скучал по этому сильнее, чем хотел себе признаться.

— Почему ты не сказала мне этого раньше?

Аполлими вздохнула.

— Потому что я предпочла, чтобы за смерть Юриана ты ненавидел меня, а не себя. Ни один родитель не должен познать подобное горе, никогда.

— Я не верю тебе.

— Не верь. Мы оба знаем, что сострадание не моя сильная сторона. Я едва понимаю это, — она бросила на него холодный взгляд. — Я едва понимаю тебя, — Аполлими подобрала подол черной тоги и прошла мимо него.

Страйкер наблюдал за ней, ее слова эхом отдавались в его ушах. Она может не понимать сострадания, но она знает, как любить. Ее бескомпромиссная защита и жертвоприношения ради Ашерона безупречны. Вот чему завидовал Страйкер, вот почему он пошел против нее.

Он хотел, чтобы она любила его так же.

Страйкер содрогнулся от неопровержимости истины. Его извлекли из утробы матери раньше, чем он родился, и передали на воспитание жрицам Аполлона. И хотя они никогда не были жестоки с ним, они все его боялись. Он никогда не знал настоящей матери.

До Аполлими.

Даже так, он не был уверен, можно ли ей доверять. Осмелится ли он? Но при всей ее злости, Страйкер знал, что она никогда не лжет. Аполлими могла не упомянуть какие-то вещи, но она не опустится до прямой лжи…

Закрыв глаза, он стиснул зубы, резко нахлынула боль.