Он абсолютно не знал, что сказать ей на это, и боялся опять ненароком ошибиться.

Но и сидеть истуканом, конечно, не годилось.

И когда она, с протяжным вздохом возвращаясь в реальность, неожиданно посмотрела вопросительно прямо ему в глаза, он от смущения аж покачнулся, но тоже улыбнулся и, лихорадочно сработав мозгами, вспомнил как бы о своих обязанностях:

— О! У меня же что-то… должно быть где-то, совсем забыл… — и вскочил, зашарахался растерянно, потом кинулся к свалке на рояле и вытащил из-под журналов коробку с конфетами. — Ну-у, гениально, как раз на двоих понемногу, чудеса в решете. С едой-то у меня сегодня напряженка, но шоколад ведь тоже неплохо — калории!

— От таких калорий портятся зубы.

Она пошутила, конечно, и он с радостью подхватил:

— Это кто вам сказал такую дребедень? Мама?.. А ну-ка покажите…

Она не поняла.

— Зубы, зубы покажите!..

— А… — Она рассмеялась, невольно обнажив два ряда отборных, разумеется, зубов, как на рекламе зубной пасты.

— Ну вот, — поймал он ее тут же, — хорошие зубы. Свои?

— Как?! — наивно-изумленно хлопая ресницами. — Свои, конечно!

— Ну, значит, все в порядке. Вот эту смело ешьте, потом вот эту попробуйте, рекомендую. И будьте спокойны, вам уже ничто не повредит.

— Это в каком смысле?! — шутливо-возмущенно.

— В абсолютном!

— Ну… — Решила, видимо, что это не так уж плохо, — спасибо.

— На здоровье. Да и не за что.

Она выбрала конфету, с любопытством аккуратно надкусила, посмотрела на начинку в оставшейся половинке и, довольно хмыкнув, детским жестом приставила ее к своим глазам, показав и ему, похвастав словно, потом, как маленький зверек, быстро отправила ее вслед за первой половинкой в рот и, жуя и блаженствуя, закачавшись, будто маятник, потянулась к чашке с кофе.

Пряча восхищенную улыбку и стараясь не смотреть, как она вкусно ест и пьет, он тоже взял себе конфету и снова присел на диван, придвинув к себе свою чашку.

— У нас в классе… еще в школе… до пятого… училась одна отличница… тонконогая, светловолосая… И все пацаны были в нее влюблены… И я — тайно…

Она беспечно улыбалась, вряд ли понимая, к чему это сказано.

А он… — ему просто вспомнились детские ощущения: та же слабость, захватывающая дух, головокружение…

Вдруг среди привычной относительной тишины с улицы — через форточку — ворвался в комнату шипящий гул множества моторов.

Очевидно, по проспекту проезжала какая-то тяжелая автоколонна.

Гул и шипение накатывались и откатывались, как волны прибоя, но что же это? Странно.

В поисках разгадки он потянулся к балкону, раздвинул шторы, прилип к стеклу, загораживаясь ладонями от комнатного света.

Внизу — за балконом — происходило нечто небывалое: слева направо в призрачно-желтом ночном освещении сурово и мощно проносились одна за другой причудливо распластанные в этом ракурсе огромные темно-красные, ярко сверкающие синими мигалками пожарные машины.